Ууу-иии-ууу-иии-ууу-иии…
Ууу-иии-ууу-иии-ууу-иии…
Ууу-иии-ууу-иии-ууу-иии…
Когда же за мной придут мальчики в белом с клевой рубашкой с длинными рукавами?
Это такое… это такое… это такой страх оказаться в белой комнате. В белой-пребелой. Оказаться там одному, не имея возможности с кем-либо поговорить. Это так страшно, когда в эту комнату заходят разные незнакомые тебе люди, дают тебе что-то кушать, о чем-то спрашивают. Они всегда в белом. Они теряются среди этой белой комнаты. Они говорят на каком-то совершено непонятном тебе языке. Иногда к тебе приходят те, кто когда-то был рядом с тобой. Они тоже говорят на неизвестном языке. Словно переворачивают слова. И вроде ты понимаешь, о чем они говорят, но смысл этой беседы абсолютно иной. Это такой ужас - понять, что ты стал другим. Что ты перестал понимать нормальных людей. Это так страшно.
Но этот страх проходит, когда тебя выпускают погулять из комнаты. Проходит, потому что ты встречаешь таких же, как ты. Вы говорите на одном языке, понимаете друг друга, не переворачиваете слова. Это счастье.
Но потом твоя инаковость начинает усиливаться. Ты понимаешь, что говорят другие больные, а они либо тебя не понимают, либо понимают, но не так. И ты пишешь, рисуешь, поешь, чтобы они тебя поняли, но до них упорно не доходит смысл. Ты снова оказываешься один, снова в белой комнате, в белой рубашке с длинными рукавами. Теперь ты сливаешься с комнатой. У тебя остается два выхода: либо творить до тех пор, пока не найдется тот, кто тебя поймет, либо уйти. Навсегда.
Конечно, не у всех бывают осложнения. Кто-то вылечивается и становится здоровым, кто-то притворяется, что вылечился, что бы перестать быть другим. Многие просто боятся. Это ведь так страшно. |