Утро выдалось на удивление знатным и бодрым. Ничто не предвещало того, что именно сегодня мы с Анькой вляпаемся в очередную переделку. По крайней мере, я об этом (о переделке, в смысле, которая уже нависла надо мной Домокловым мечом. Ну заодно и над Звездочкой, поскольку не разлей вода были с тех самых пор, как в Староград пришли) пока ничего не знала, поскольку жила на самом отшибе города. Поэтому мой путь в бар к Мартину за порцией опохмела (последняя наша с Анькой пьянка явно не возымела воспитательного успеха. Впрочем, это совсем иная история) не был ничем прерван. Вместо этого прерван был уже мой опохмел.
Едва я успела забрать со стойки закуски и коньяк и устроится за столиком в барном зале, даже выпить еще не успела, только налила, как в бар залетела Анька и сразу с ходу огорошила словами:
- Слышала, что ночью произошло?
Я опрокинула стопку, закусила и вяло, потому что чугун из головы все никак не хотел улетучиваться (как Аньке удавалось после таких диких пьянок с утра всегда выглядеть так классно и даже без намека на похмелье – ума не приложу) ответила:
- И что произошло?
- Ночью у Ольки кто-то волосы подчистую обрезал. Полжизни девка на косу убила и на тебе.
Я остолбенела. Олька замуж как раз собиралась, уже и сваты засланы были, и жених подарков наслал. Да вот только была коса, да в одну ночь и не стало. А косу у нас обрезать – деяние страшное, похуже, чем у некоторых народов тын перед хижиной дегтем изгваздать, за такое по головке не гладят. Даже самым последним девчонкам, которые неприличным себе на прожитье зарабатывают, косы не резали никогда, ибо совсем уж непотребство и позор. Не только для девчонки, но и для того, кто обрезал.
Аня села напротив, потребовала у Мартина чистую стопку, налила себе коньяка тоже.
- И что теперь будет?
- Да что будет? Искать будут чудика того, что такое утворил.
- И что ему будет?
- А сейчас посмотрим,- Анька достала из какого-то кармана, которых у нее под броней было великое множество и которые ей полностью дамскую сумочку заменяли, потрепанный талмуд с рассыпающимися страницами и принялась листать.– Вот, нашла: «Совершение подобного преступления карается изгоем сроком на год и каторгой без права на условно-досрочное освобождение».
Анька захлопнула талмуд, с достоинством потрясла им передо мной и снова запрятала куда-то под броню.
- Мда. Жестоко,- протянула я. И что-то подсказывало мне, что с нашей удачей эти все дела нас с Анькой непременно коснутся.
Шестое чувство меня не подвело – едва мы успели раздавить графинчик добротного мартиновского коньяка, как прибежал посыльный (такие мальчики на побегушках каждый день бегают по Старограду и окрестностям, разыскивая приключений на филейные части и выполняя всякие мелкие поручения хаев) и передал нам записку от одного из наших начальников с просьбой как можно быстрее явится к Лианельке в Храм. Зная, что начальство наше скоро на расправу, если не явишься вовремя да еще и в нетрезвом виде, мы с Анькой пожевали мандрагоры, чтобы не так алкоголь слышен был, и отправились на стрелку.
В Храме как всегда царила мертвая тишина, слышно было даже, как трещат свечи и летают проснувшиеся от тепла мухи. Кое-как протиснувшись мимо молящихся, которым еще не надоело улучшать карму в Храме, доползли до комнатки Лианель.
Настроение царило не самое радужное – в самом дальнем углу сидела зареванная Олька, жених успокаивал ее как мог, хотя у самого были жуткие синяки под глазами и чуть ли не слезы текли. Ибо кто ж из его благородного семейства непристойную девку замуж взять позволит? Хотя, насколько было мне известно – а Олькиного будущего мужа я знала достаточно хорошо, чтобы иметь возможность выдвигать подобные предположения, - молодой человек этот был явно не робкого нрава и умел отстоять свое. Там же было и все наше с Анькой начальство практически в полном составе.
В общем, нас с Анькой, как самых дееспособных и отличившихся, нагрузили неплохой работенкой – найти того, кто это сделал. Отпираться было бы бессмысленно – начальство наше очень любит давать. А потом догонять и еще раз давать. Делать было нечего – согласились, даже с учетом совершенно диких условий – максимум за неделю (а именно через неделю должна была состоятся Олькина свадьба) нужно найти любые оправдательные факты, а еще лучше – человека (или не человека), сделавшего подобное бесстыдство. Я тогда еще тихо про себя подумала о том, что, если нам удастся расковырять все подробности этого дела, я припомню Димке его самоуверенную фразу – «У женщин логики не бывает».
Посидев у Мартина в баре, под графинчик теперь уже водочки расследование решили вести параллельно, а вечером сводить все добытые сведения под единый знаменатель. И под запись, все под запись! Чтобы ни один комар носа не подточил.

День 1й.
Поскольку в баре нас отлично знали и не стеснялись при нас шушукаться и посвящать нас во всякого рода сплетни (при чем своими считали не только завсегдатаи-алкоголики, но и более приличные люди), для меня не составило особого труда выпытать, что и как говорили в городе о пропаже волос. Анька тем временем должна была хорошенько расспросить Ольку и ее жениха о возможных недоброжелателях, завистниках или даже врагах. Впрочем, в наличии всех перечисленных я весьма сомневалась – Оля была до такой степени незлобивым человеком и опытным магом, что стать ее врагом мог только или дурак, или самоубийца. Но все равно проверить надо было все.
Вечером картинка получилась следующая. Врагов, недоброжелателей и завистников по словам Оли, будущего мужа и соклан, которые с ней общались более тесно, чем мы, у нее не было. Соответственно, по ее мнению и мнению близких, пожелать такой участи Оле никто не мог. Да и не стал бы. Тайных и не осчастливленных поклонников у нее тоже не было. По крайней мере, никаких записок с признаниями в любви, ни анонимных, ни подписанных (ну за исключением, естественно, тех, что писал ей жених). Итог – в этом направлении у нас был полнейший тупик. И если бы мне в тот момент пришлось следить за цензурностью речи, то получилось бы очень долгое молчание.
У меня было немногим лучше – Урзус за стаканчиком рассказал, что существует некий темный обряд, в суть которого старый орк посвящать не стал (мол, мала я еще для такого), и для оного обряда нужна настоящая полновесная девичья коса. При чем не просто коса, а коса девственницы, которая собралась замуж. Когда я попыталась выведать подробнее, что за обряд и для чего, Урзус ушел в глухую партизанщину и говорить больше ничего не стал. Выходов было два – или отложить эту информацию в долгий ящик и вернуться к ней позже (а это было вряд ли приемлемо, поскольку в запасе у нас оставалось только 6 дней из 7 предложенных), или забраться в башню магов в лавочку Урзуса и поискать старые фолианты, где есть хоть какой-то намек на подобный обряд.

День 2й.
Обыск в магазинчике Урзуса не увенчался успехом. Мы перерыли все фолианты и все орочьи загашники – найти хоть что-нибудь об этом обряде не удалось: то ли Урзус, к ночи протрезвев и испугавшись, что его тайны частично могут быть раскрыты, решил перепрятать все в более надежное место, то ли у него на самом деле и не было ничего такого, а обряд – не более чем его пьяная выдумка. Зная любовь Урзуса ко всяким басням собственного сочинения, вторая версия вызывала большее доверие.
Тупик был полнейший. Что можно было бы предпринять, когда сведений ноль, а делать что-то все-таки надо, поскольку до свадьбы оставалось все меньше времени, а Оля продолжала биться в панике и истерике и никакие успокоительные не помогали. Можно было бы конечно расспросить еще Гивендальпа – этот всезнайка и заумник уж точно мог что-то знать, но соваться к своему учителю с такими расспросами было рискованно: все темные обряды, несмотря на обилие в Старограде черных и белых магов, а так же тех, кто практиковал и то, и другое, были строго запрещены и карались по всей строгости закона. В каталажку не хотелось очень, поэтому с визитом к Гивендальпу решили подождать – пока уж совсем других вариантов не будет.
И если следовать принципу «Ищи, кому выгодно», то явной выгоды от срыва свадьбы, тем более подобным образом, никто не мог получить. Разве что только родня со стороны жениха, которая не очень-то жаловала нашу с Анькой подругу и всеми правдами и неправдами старалась отговорить жениха от этого «мезальянса», как они говорили. Может быть, стоило порыть еще и в этом направлении?

День 3й.
Опрос не дал ничего. Ну практически ничего. Было ясно только то, что благородное семейство и один из древнейших коренных родов Старограда что-то скрывают. Вот только что? И если подойти и спросить прямо в лоб, нам же точно ничего не скажут. Ни по чем. Еще и в клевете обвинят и городской страже настучат – все-таки наше расследование официальным не назовешь никак. Впрочем, официальным расследование заниматься в Хаддане было благополучно некому – у стражи и инквизиции и своих дел по горло, а милиции у нас еще не завели.
С такими тяжкими думами мы шли от Лианельки в бар к Мартину поправить моральное здоровье и снова запустить думалку – на трезвую голову она работать почему-то ну никак не хотела. По дороге еще решили зайти к начальнику стражи и выяснить, есть какие-либо законные пути для проведения обыска, например. Их оказалось великое множество, в том числе и официальная бумага, разрешавшая подобное действие. Проблема была только в одном – у нас не было никакой официальной причины для этого. Ну на самом деле, что мы могли предъявить семейству Ярослава? Только наши подозрения, что они что-то скрывают? А если нам подобное только показалось? Нас же тогда на смех подымут. И тогда уж хоть в глаза людям не смотри.
Постепенно само собой как-то решилось, что пить мы будем не пиво, как планировали, а что-нибудь покрепче – стресс последних трех дней сказывался неумолимо. Еще начали посещать странные мысли о том, что мы, скорее всего, это дело не осилим. А если мы его не осилим, то будет очень плохо. Нам в первую очередь. Потому что достанется абсолютно от всех, начиная нашим начальством и Олей и заканчивая всеми оскорбленными нашим расследованием. Да уж, вот уж воистину «наша служба и опасна, и трудна», особенно если учесть, что для подобной службы мы обучены не были и на участие в подобных переделках не нанимались.
Уже вечером, когда с пьяных глаз (жизнь одна, а в чем топится – в воде или водке – решать только нам; все равно рано или поздно будет худо, не сейчас, так через четыре дня) возвращались к Лианель, в парке возле фонтана я случайно споткнулась о ножку скамейки и чуть не упала. Когда выравнивалась, обратила внимание на маленький, белый комочек, валявшийся под скамейкой. С трудом, опираясь на Аньку, наклонилась и подобрала бумажку. Развернули уже в своей коморке в Храме и от прочитанного начали быстро трезветь…

День 4й.
К Гивендальпу идти все-таки пришлось и на свою репутацию было уже плевать. Ниточка! У нас снова появилась ниточка. Да еще толстая такая, жгут прямо.
- Ты можешь нам это объяснить, учитель?- я сунула Гивендальпу записку под самый нос.
Маг покопался в полах своей мантии, выудил откуда-то здоровенные очки в роговой оправе и начал внимательно читать.
- Да что тут объяснять? Все же черным по белому написано – «Приворотный обряд». Вы лучше объясните, откуда у вас эта бумага и в какую историю вы снова вляпались?
Делать было нечего, пришлось рассказывать. Гивендальп долго хмыкал и иногда переспрашивал. Когда Анька замолчала, в библиотеке повисла долгая, напряженная пауза – учителя магии лучше никогда не торопить, иначе можно вообще ничего не услышать.
- Вы когда-нибудь думали о том, почему задняя часть библиотеки закрыта и доступ туда категорически запрещен? Особенно для молодых магов.
- Ну, наверное, потому, что там много всяких опасных вещей?- неуверенно предположила я. Для меня это казалось самым логичным, поскольку с самых первых дней обучения Гивендальп старательно вбивал своим ученикам в голову, что магия суть вещь опасная и легкомыслие и наплевательское отношение к средствам предосторожности может привести к весьма плачевным последствиям.
В общем, Гивендальп рассказал нам с Анькой вот что. Приворотный обряд был одним из обрядов древней, очень распространенной в этих местах в древности черной магии. Для его проведения необходимо было обрезать волосы у девушки-девственницы, в которую влюблен, в полнолуние и на кладбище в полночь сжечь, приговаривая необходимые заклинания. Перед тем, как волосы сжечь, нужно было выдержать их целую неделю в специальном растворе, о составе которого Гивендальп не знал ничего. По крайней мере, ни в одной из книг по черной магии древних, которые он держал в руках, не было описания ничего подобного. Этот приворот действовал на ура. Спустя несколько дней девушка была влюблена по уши, даже если ранее ненавидела совершившего обряд лютой ненавистью. У обряда этого, однако, было множество побочных эффектов – очень часто после подобных экспериментов девушки умирали. Или на всю жизнь оставались калеками или долго, тяжело болели. Несмотря на это, обряд пользовался успехом.
Было у него и еще одно действие. Если подобный обряд провести для девушки, которая уже засватана и собиралась в ближайшее время выйти замуж, брак или не заключался вовсе, или очень быстро распадался.
- У вашей подруги наверняка есть могущественные враги из коренных жителей. Подобные обряды уже давно не исполняются. Не только потому, что они запрещены, но и потому, что очень опасны и для того, кто их проводит. Из-за их опасности эти обряды как раз и запретили. Сейчас подобные обряды практикуются только в одной семье. В которую, если я не ошибаюсь, ваша невеста собралась войти на правах жены младшего сына. Только я вас прошу,- Гивендальп перешел на громкий шепот,- не распространяйтесь сильно, особенно тем людям, что это все вы узнали именно от меня. Жить всем хочется. Мне тоже.
- Еще один вопрос, учитель. Если эти практики запрещены и ими практически никто не пользуется, то откуда взялся закон, запрещающий это.
- Как это у нас часто бывает, про его просто забыли и уже не вспомнили. И без законов, посланники богов всегда найдут себе занятие.
Ну что ж, намек мы поняли. У нас было хоть что-то, с чего можно было продолжать дальше. Вопрос был только в том, как получить у начальника стражи разрешение на обыск дома той самой семьи – наверняка, подобное устроил кто-то из них и в их доме до сих пор находились книги с древними обрядами.
Не откладывая дело в долгий ящик (а оставалось у нас всего-навсего три дня, если и эта версия распадется в пух и прах, то для разработок новых идей времени у нас почти не останется), Анька и я отправились к начальнику стражи за ордером на обыск.

День 5й
- Ри, ты уверена, что нам стоит это делать?- мы с Анькой как раз шли к дому благородного семейства.
- А что ты предлагаешь? У нас выбора нет, сегодня пятый день.
- Предлагаю отложить обыск на последний день. И взять преступника с поличным. Если мы сейчас произведем обыск, он (ну или она) может испугаться и мы тогда преступника вообще не найдем.
Тут Анька была права на все сто. Пугать преступника раньше времени не стоило, иначе у нас и правда могло ничего не получится, плюс мой мозг сейчас саднила одна-единственная мысль – если у нас ничего не получится, можно будет спокойно паковать чемоданы и сваливать из Старограда куда глаза глядят, после подобного провала житья нам тут не будет никакого.

День 7й.
Вчера весь день и половину сегодняшнего дня били баклуши и ничего не делали. Только сегодня после обеда начали морально (и материально) готовится к слежке и ночному походу на кладбище. Страшно было не то слово – мало того, что кладбище было отнюдь не самым лучшим местом для увеселительных прогулок, да тем более ночью, так нам еще предстояло ловить преступника, замыслившего черное дело. И мысли о том, что мы с Анькой делаем благое дело и спасаем нашу подругу от позора, меня отнюдь не спасали.
В 23:45 мы с Анькой уже были на кладбище и спрятались за ближайшим к склепу надгробием – раз уж мы подозревали благородное семейство жениха, а в склепе всегда хоронили самых видных и именитых жителей города, прижизненный характер которых оставлял желать лучшего (в Старограде ходили полуслухи-полулегенды о покоившись в этом склепе и даже днем те, кому доводилось проходить мимо кладбища и замка теней, старались выбирать дорогу подлиннее), то тут нашей безопасности ничего не угрожало. Ну практически ничего, учитывая характер того, что мы делали. Стражу мы решили с собой не брать – с этой шумной пьянью лучше было не связываться, только все испортят. К тому же я сама была достаточно сильным, хорошо подготовленным магом для того, чтобы, в случае если нас все-таки тронут, унести несколько душ за собой в могилу.
Долго ждать нам не пришлось. Ровно в 12 часов ночи на кладбище, недалеко от склепа, появилось двое, их лица, даже на таком близком расстоянии, было трудно рассмотреть в кромешной тьме – по понятным причинам (мимо кладбища даже ходить боялись, о работе тут я вообще молчу) властителям Старограда еще не пришло в голову поставить на кладбище хотя бы пару фонарей. Да даже если бы пришло, то вряд ли кто-то стал бы исполнять подобный приказ.
На свободном от надгробий месте пришедшие стали разводить костер. Вернее, костер разводил только один из них, второй достал откуда-то легкий на вид пакетик и тяжеленную книгу с тысячами страниц, наверное, которую тут же начал листать, видимо, в поиске необходимых заклинаний. Когда костер был разведен и разгорелся в полную силу, человек с фолиантом откинул капюшон с лица и начал читать заклинания. Его голос и лицо показались мне смутно знакомыми, но я никак не могла вспомнить, где я могла этого человека видеть. На первый взгляд в тусклом блеске костра казалось, что мы не знакомы и никогда не виделись, но все равно странное ощущение меня не покидало.
- Мы что, так и будем просто смотреть?- пододвинувшись вплотную ко мне и даже слегка задев меня тупым концом алебарды, прошептала Анька.
- Не будем,- злобно отозвалась я.- Я просто хочу понять, с кем мы имеем дело.
А дело мы имели ни с кем иным, как с самим Ярославом. Только спустя минут 5 до меня дошло, кто, собственно, передо мной стоит. Я понятия не имела, зачем это было ему нужно. Все ведь так удачно складывалось – невеста красавица, умница, которая и так его очень любила. А если Ярослав не хотел этой женитьбы, почему пустился на такой шаг? Не проще ли было отменить свадьбу или вовсе не предлагать Оле выйти за него замуж? Так было бы по меньшей мере честно по отношению к Оле и нам всем. И ответ на все мои вопросы мы с Анькой сможем получить только когда поймаем этого негодяя.

Спустя неделю.
Свадьба, естественно, не состоялась. Уж мы с Анькой ни за что бы не допустили, чтобы Оля пошла замуж за такую сволочь, костьми бы легли, а не допустили бы.
Той же ночью мы сдали несостоявшегося жениха заспанной страже, а через несколько дней над ним состоялся суд инквизиции, на котором Ярослава приговорили к высшей мере наказания – два года изгоя за обрезание волос и практику запрещенных обрядов, а так же каторгу. Инквизиторы были неумолимы несмотря даже на то, что Ярослав ни от чего не отпирался, рассказал все как было и даже попросил свидания с Ольгой, чтобы попытаться оправдать себя хотя бы перед ней. О чем они говорили мы с Анькой так и не узнали – Ярослава отправили в каменоломни, а любые связи с каторжанами у нас запрещены, даже переписка,- а Ольга ничего говорить не захотела, сколько ни просили. А косу я сама лично, своими собственными руками отобрала у Ярослава еще на кладбище. Оля ее теперь шиньоном носит, да так ловко сделанным, что даже и в голову никогда не придет, будто волосы отрезали.
Об этом деле еще долго шептались по углам. Когда слухи дошли до Маела, он нам даже предлагал свое отделение милиции в Хаддане открыть. Но мы отказались. Не по нам такие приключения.