Поцелуй матери

Сила, выносливость, ловкость! Не было на свете воина превосходящего его по этим качествам. Доспехи крошились под мощью ударов, стрелы не достигали молниеносно уклоняющейся цели. Да, он был грозой для врагов Старограда, примером для гвардейцев Императора, кумиром для мальчишек и молоденьких девиц.
Это был блокпост северян, постройкой которого занимался человек явно далекий от искусства возведения фортификационных сооружений. Гвардейцы с легкостью преодолели земляной вал и уже сражались на подходах к командной палатке, когда Сын Хадана ворвался в ряды врагов, принявших строй «черепаха», с тыла. Он с легкостью разорвал боевой порядок и прорвался к центру строя. Вражеские воины боялись подходить к живой мясорубке, они пытались оцепить его, блокируя копьями, но не знающий страха ломал древки своим мечом.
Исход боя был предрешен, гвардейцы рассеяли остатки северян, а Сын Хаддана встретился лицом к лицу с тем, кого охраняли щитовики в самом центре черепахи. Седовласый старик, по одежде поклонник некромантии, опирался обеими руками на посох, поскольку из его левой ноги торчало сломленное древко стрелы. Он был, слаб из-за большой потери крови, и лишь гордость северянина ему придавала сил не упасть на колени перед врагом.
-С тобой я даже и драться не собираюсь, старик, - произнес Сын Хаддана.
-На твоей совести сотни жизней. Ты опускал свой меч на противников как равных, так и намного слабее себя. Ты убивал как матерых воинов, так и желторотых призывников, не сведущих как орудовать мечом. И сейчас в тебе проснулось благородство? Или ты думаешь, что я, в благодарность за сохранение моей жизни буду рассказывать в своей стране о справедливом Сыне Хаддана? Ошибаешься… Я лучше умру, чем приму пощаду от тебя!
Старик взмахнул посохом, призывая силы тьмы, однако, слишком медленно, что бы застать воина врасплох. Меч пробил грудь некроманта, но не заставил сомкнуться его губы, в предсмертной гримасе и заклинание сотрясло воздух.
Яркое, полуденное солнце грело кожу. Он лежал на траве и прислушивался к трелям кузнечиков. Где – то вдалеке раздавались голоса детей, игравших в грушевых садах в прятки. Как же это все было знакомо…
Сын Хаддана вскочил на ноги. Где битва? Где враги? Где трупы поверженных соперников? А его могучий двуручный меч?
Вместо доспехов на нем были одеты, коричневые тряпичные шорты и белая рубашка из льна. Вместо мощных мускул и рук - клешней он смотрел на худощавые ручонки малого дитя!
-Эй, Марек, хочешь с нами играть?
Сын Хаддана оглянулся в сторону, откуда доносился голос. Мальчишки с его двора стояли неподалеку от сада. И хотя прошло уже двадцать лет и многие из них стали мужчинами, переступив обычный порог смертности в Старограде среди подростков, они ничуть не изменились. И ситуация… Такая знакомая.
Марек, а именно так на самом деле звали Сына Хаддана, стал прокручивать в голове все происходящее. Неужели некромант отправил его в прошлое, сохранив при этом сознание настоящего? Неужели он сейчас девятилетний мальчишка, худой и болезненный, а не могучий воин, которого боятся не только враги, но имперская гвардейская элита!
-Ты чего умолк? Не хочешь с нами разговаривать?
Он прекрасно знал, чем все это закончится. Стоит ему сказать, что он хочет играть, так же как и все нормальные дети, то услышит в ответ, что для детей рабыни место игры – помойная яма, после чего его побьют. Если он откажется, то ему скажут, что он, сын рабыни, многое о себе возомнил и его снова изобьют. Если промолчит… да какая разница – итог будет всегда в этой истории одинаков.
Марек с детства был отшельником, стараясь, уединятся на природе, не общаться с теми, кто его ежедневно преследовал и бил за то, что его мать была при имперском дворе рабыней – северянкой. Варваров с севера никогда не жаловали в Хаддане, поскольку их набеги надолго оставили отпечаток ужаса в сердцах местных жителей. Поэтому пренебрежение, унижение и ненависть – это те чувства, что впитались сознанием Марека с малых лет.
Сын Хаддана не стал отвечать на провокационный вопрос. Он не стал и ждать, когда его начнут бить. Он разбежался быстро, как только мог и накинулся на оторопевших мальчишек с кулаками. Это был первый раз, когда запуганный сын рабыни дал отпор своим обидчикам. Он бил разбору, ломая носы и пальцы своих рук от неправильно поставленных ударов, оставляя на лицах обидчиков синяки и шрамы на костяшках своих рук… но все же их больше было и какова ни была его ярость, а поваленный наземь он испытал такую боль как никогда ранее. И кто знает, чем бы это все закончилось, если бы не…
Когда прохладное полотенце в очередной раз легло на распухшее от кровоподтеков лицо, Марек смог приоткрыть глаза. Он увидел свою мать, молодую, красивую северянку с, не по годам, потускневшими глазами. Заметив пробуждение сына, она принялась его обнимать и целовать, рассказывать о том, сколько она пережила, пока он лежал практически бездыханный, а после ругать за его безрассудный поступок и снова обнимать.
-Полно вам, полно! – раздался голос из-за спины матери. – Он мал, но храбр, а мудрости, куль будет воля на то Богов, еще наберется.
Марек знал этот голос. Мальчик приподнялся на локтях, что бы рассмотреть говорящего, но ему не хватило сил и он упал на постель. Говоривший, догадавшись о желании бедолаги, подошел к кровати. Это был седовласый некромант, которого Сын Хаддана убил своим мечом несколько часов назад.
-Ты… - простонал Марек, не способный более высказать все эмоции переполняющие его.
-Мудрый Эхтон спас тебя, Марек. Он прогуливался по саду и увидел, как толпа этих негодных мальчишек избивает тебя! Он разогнал их и принес тебя домой, - сдерживая слезы, рассказала мать историю спасения Марека.
-Откуда… он знал… где я живу? - произнес Марек, еле ворочая языком.
-Как же, Сын Хаддана, я не мог знать этого, ведь я слуга бездумного куска металла, а энергий, из которых соткана наша Вселенная. Я могу разрывать узлы и создавать новые, менять ход событий и влиять на судьбы людей. Я даже знаю, что твоей матери суждены умереть во время эпидемии чумы в Старограде через два месяца на твоих глазах, - Эхтон говорил не таясь, поскольку все вокруг замерло. С улицы не доносилось звуков суеты; мать Марека застыла в позе заботливого поцелуя с, одновременно, любящим и тревожным выражением лица; пыль, в лучах солнца, пробивающегося через маленькое окошко полуподвального помещения, зависла во временном провале. – И я даже знаю, о чем ты готов молить меня сейчас. Но, разве же я могу сделать, что-то для тебя, ведь Эхтон уже давно мертв.
В тот день гвардейцы Императора наблюдали непередаваемое по эмоциональному накалу зрелище. Великий воин, Сын Хаддана, посреди поля боя, усеянного телами врагов, с невероятной силой и, казалось бы, заботой сжимал тело убитого им минуту назад мага и истерически, по звериному кричал, заливаясь слезами.