Предшествующая часть была прологом) Так что это, можно сказать, первая глава)) Ждю отзывов)))

Я никогда не запоминал свои сны. Сегодняшние не стали исключением. Я помнил лишь некоторые яркие образы да мои соображения по этому поводу... учёные говорят, что это такая фаза сна - когда твои сновидения кажутся тебе собственными неоконченными мыслями. Помнил точно с утра я одно - мне снилась Настя, наверное, потому я так содрогался, потому я проснулся в холодном поту и безо всякого следа похмелья ни в душе, ни на лице, что, учитывая вчерашние похождения, было порядком странно.
Я вскочил с кровати и, заметив только, что моя всегдашняя апатия куда-то исчезла, побежал варить кофе.
Настя была моей первой и, скорее всего, единственной настоящей любовью. После всего, что между нами произошло, я, наконец, понял, что вдалбливание нам с детства в голову истины о том, что семья - главное в жизни, есть не что иное, как решение государством проблемы демографического кризиса, который нависает над нашими людьми тучей со времён распада СССР (естественно, там ведь были республики, где люди от нечего делать только тем и занимались, что продолжением рода). На самом деле любовь - это миф, который, к тому же, убивает просто своим существованием около миллиона зайцев. Впрочем, главная цель, наверное, взросление человека, переход его от стадии ребёнка, верящего в сказки, к стадии взрослого, верящего, что только за деньги можно купить сказку. А если ты покупаешь сказку за деньги, то это вовсе не сказка... но, тем не менее, доморощенные золушки ждут своих принцев, а каждый мужчина мечтает оказаться принцем, чтоб влюбить в себя как можно больше золушек.
Моя история с Настей слишком банальна, чтоб я её рассказывал. Благо в наше время достаточно авторов, что каждый год выпускают тонны макулатуры на тему любви в пригороде. Цивилизация была далеко, потому каждый шаг в наших отношениях был пародией на очередной фильм, показываемый в те годы на широком, сделанном из парусины и простыни экрана нашего кинотеатра под открытым небом... фильмы, как я понял позже, немногим отличались друг от друга, но в нашей одинаково-тянущейся жизни каждый из них был ярким и неповторимым событием. Мы жили тогда, обвиняя каждого, кто вышел на улицу, одевшись не по моде, в безвкусии, даже не подозревая, что наша мода отстала от города лет на 10-15... мы жили тогда, думая, что вскоре все покинем этот чёртов пригород и будем жить в столице. Лишь я уже тогда не хотел этого. Понимал, что это только другая крайность: что нищета, что богатство ведут к глубокому личному психологическому несчастью человека. Человек может быть счастлив только тогда, когда окунается во что-то новое. Первый раз в первый класс, первый табель, первый детский лагерь, первая любовь, первая сигарета, первая бутылка пива, первый секс, первая работа, первая жена, первый ребёнок… а дальше это всё повторяется, пересекаясь друг с другом, и ты понимаешь, что ты просто пытаешься вернуться к настоящим чувствам и ощущениям методом воссоздания той атмосферы. Ты начинаешь встречаться с одноклассниками, которых ты когда-то терпеть не мог, а теперь ведь этот ностальгия… на самом ведь деле ты просто пытаешься скрыть, что твоя жизнь не сложилась. А у кого она сложилась? Кто в этом мире счастлив? Только те, у кого что-то начинается…
Настя погибла. Бросила меня, заставив меня уехать из родного города в совершенно другую часть страны, а через два года попала под поезд. Говорили, что бросилась, сожалея о чём-то сделанном в прошлом. Только я хорошо знаю почему: была пьяна и споткнулась. Наверное, именно этот момент сделал меня циником, вовсе не разочарование в любви, а её смерть. Когда погибают твои сверстники, погибают по собственной глупости, сверстники, которые раньше значили для тебя больше всего остального мира, ты понимаешь, что жизнь как-то утратила последний смысл. Что она была всем, чем ты жил, даже вдали от неё. Что ты прикрывал ею отсутствие смысла… а прикрываться – удел слабых. С тех пор я и начал бороться с жизненными правилами, в итоге поняв, что борьба эта выгодна всем вокруг до определённого момента, а дальше тебя не пустят, закрыв в душном зале, где проходит очередной приём…
Вдруг я услышал звук поворачивающегося в двери ключа. Кто? Ключ был только у меня, а я, как мне казалось, сидел за столом и пил кофе, рассуждая о своей юности. Я вышел в коридор, искренне ожидая увидеть двойника. Но в проёме стояли два человека в масках с автоматами на перевес. Я улыбнулся им, окончательно убедившись, что всё ещё сплю, развалив своё пьяное тело на огромной двуспальной кровати. Я показал на свою чашку и вопросительно посмотрел на своих гостей. Они переглянулись, один из них пожал плечами, и второй сделал несколько неуловимых для моих глаз движений и оказался прямо близ меня… удар. И темнота. Я или больше заснул, или проснулся и не мог открыть глаза, но вскоре исчезла даже темнота, то, казалось, бы единственное, что гарантировано нам всем от рождения, какими бы калеками мы не стали.
Очнулся я к небольшой комнате от запаха нашатыря. Я сидел на железном стуле, а руки мои болтались сзади скованные наручниками. Голова сильно гудела, и казалось, что удар был буквально минуту назад, хотя прошло, наверное, уже достаточно времени.
- Доброе утро, господин Казанцев. Мы решились разбудить вас ровно в одиннадцать утра, ибо по нашей информации раньше вы не встаёте в принципе. Хотя наши работники застали вас бодрствующим около семи… сразу хочу извиниться за их грубость, это вынужденная мера. В знак нашего уважения вас сейчас проведут на завтрак, где вы и сможете поговорить с господином, что вами заинтересовался.
Весь этот непродолжительный монолог я пытался найти источник звука, но безуспешно. Казалось, что голос раздаётся из каждого угла, с пола, с потолка и от стен. Эффектно. Впрочем, как и всё предшествующее, немного напоминало дешёвый американский боевик, бюджета которого хватило на, скажем, Брэда Питта, но, увы, не на сценаристов. Человек, сидящий в углу, который, по-видимому, до этого давал мне нашатырь, теперь встал и жестом пригласил следовать за ним. Человек этот представлял из себя классический тип дворецкого – невозмутимое лицо, чистейший костюм и неповторимая молчаливость. Мне не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Руки мои болтались сзади в железных браслетах, а голова по-прежнему гудела, хоть и немного меньше.
По длинному коридору, сквозь огромную предусмотрительно открытую дверь меня провели в бальный зал. Других наименований для этой, с позволения сказать, комнаты моё писательское воображение не находило. Во всём огромном помещении стоял лишь один небольшой стол, за которым сидел некий господин, которого, иначе как граф, и назвать было нельзя. На нём был серый костюм из разряда тех, что при внешней простоте давали понять свою фирменность. Он не носил пошлых бородок и не покрывал свои волосы лаком, напротив, всё в лице его говорило о некой небрежности сего человека. Но взгляд говорил гораздо больше: так смотрят богатые, умные, самоуверенные, целеустремлённые люди, которым для удовольствия и общения достаточно одних лишь себя, но которые, тем не менее, соблаговолили опуститься до нашего уровня и готовы нам даже иногда улыбаться. Это нисколько не презрение, не самовлюблённость, не снобизм, это не приходит с возрастом, не зависит от количества денег на счету в швейцарском банке, это не гордость, которую приписывают бедным, простым, но достойным людям (мне такие люди обычно казались дураками, но, увы, наше отечество делало их героями), это высшее проявление человека, не как царя природы, а как царя себе подобных. Одним словом, граф – в лучшем понимании этого слова.
Тем временем столь лестно описываемый мною человек жестом отослал «дворецкого» и спокойно встал из-за стола, направившись ко мне.
- Приветствую, господин Казанцев. Я как раз ожидал вас, чтобы приказать подать завтрак, - он, подняв правую руку вверх, слегка щёлкнул пальцами, но, благодаря неповторимой акустике зала, звук разлетелся по всему зданию. Тут же из двери с подносами показались слуги.
Вскоре завтрак (классический завтрак джентльмена, из которого положительно выделялась лишь бутылка шампанского) был подан, и мы сели, глядя с интересом (а я, как мне казалось, ещё и с вызовом) друг на друга.
- Собственно, по всем законам логики и здравого смысла заговорить должен я, - начал мой собеседник, - так что позволю себе представиться. Рей Нордпейн. Вряд ли моё имя что-либо сказало вам, но лет с десять назад оно периодически мелькало в прессе, потом одним прекрасным утром вылезло на первую полосу, а затем исчезло, будучи после упомянутым лишь один раз через полгода в некрологе. Кем меня только не делали: великомучеником, врагом народа, сумасшедшим, шпионом, а я был банальным вором. Не из тех, что грабят поезда, а из тех, что грабят страны. Чиновник с прекрасным резюме, пробравшийся в министерство финансов… и исчезнувший с приличной суммой из казны. Я не буду углубляться в подробности, так как вам и так уже порядком неинтересно.
Я никогда не слышал ни о каком Рее Нордпейне, хотя прессу, надо сказать, читал ежедневно – ибо в кафе с видом на Монмартр кроме кофе и круассанов только прессу и подавали. Говорить об этом я не стал, вместо этого я решил произвести, с позволения сказать, разведку боем.
- Отчего же? Весьма познавательно: ворвались ко мне домой и доставили к человеку, который угощает меня завтраком и сознаётся в одном из преступлений века. Я не священник, к сожалению, и исповеди слушать не привык.
- Исповедь? – Рей поморщился, - я, скорее, хвастаюсь. Деньги нужны были мне на благое дело. Цель, как говорится, оправдывает средства.
- Решили заняться благотворительностью? – улыбнулся я пафосной и самодовольной речи моего нового знакомого.
- Скорее меценатством. Я вложил деньги в один проект, который десять лет назад изменил всё в наших жизнях… - он многозначительно поднял вверх брови, показывая, что каждый знает о неких памятных событиях десятилетней давности, - Остался при этом серым кардиналом, что для меня вполне удобно. Теперь-то Вам понятно, с кем разговариваете?
- Нет, - честно ответил я, глядя прямо в глаза собеседнику.
- Казанцев, не валяйте дурака! – со злостью ответил Рей. Он вскочил со стула и сделал непонятный знак слуге, покорно стоящему всё это время в дверях. Слуга подошёл и протянул Нордпейну небольшую книжицу в твёрдом переплёте с яркой обложкой. Рей пренебрежительно кинул её мне со словами: «Александр Казанцев. Дневник Двоих» Что, на беллетристику потянуло?». Книга упала передо мной на столе, я поднял и действительно обнаружил на обложке собственное имя. Странно… никогда не писал ничего подобного, и на такое оформление обложки никогда бы не согласился – снизу вверх был представлен весь спектр радуги, а название и моё имя были выведены большими чёрным буквами. Книга начиналась словами: С чего бы начать? Не знаю. С этого и начну. Эффектно.
Я покачал головой и сказал, что не писал это.
- Да? Но вчера вечером сиё произведение вышло в свет, и я даже не поленился за несколько часов его осилить. Казанцев, вы перестали выполнять свою работу! Вы забыли о контракте? Да и ещё ко мне поступили сведения о ваших связях с подпольем. Мне просто ничего не остаётся, кроме как поставить вам срок выхода следующей книги… Надеюсь, вы понимаете, о каких книгах идёт речь?
- Кто вы такой, чёрт возьми? Я давно не подписывал никаких контрактов. Я работаю сам на себя, а редактора целуют мне ноги за право издать мои нетленные творения. Надеюсь, ваши головорезы дадут мне выйти?
Рей вдруг засмеялся. Буквально захохотал.
- Ну вы и сволочь, Александр, если б не ваши способности, давно бы приказал уничтожить вас к чёртовой бабушке! Но вы нам банально дороги… приходится терпеть ваши капризы. Но это уж слишком. Идите отсюда. Даю два дня на размышления. Альтернатива, думаю, вам известна… проводите его до выхода! И простите за столь грубое обращение с вами, но в нашем 2230-м году не так-то просто заманить к себе гостей! Берегите себя, Александр!