Глава 5

Черная, гнилая земля, пропитанная кровью, дерьмом и бензином, с противным чавканьем всасывала в себя тяжелые ботинки Артема. Впереди, уже на протяжении нескольких минут маячили лучи фонарей, пронзающие грязно-серый туман. На всякий случай, охотник снял кольт с предохранителя и замедлил шаг, щурясь в попытках разглядеть хоть что-то.
Туман начал понемногу рассеиваться, и Артем буквально нос к носу столкнулся с патрулирующим охранником. Бедняга взвизгнул от испуга, поскользнулся и распластался по земле. Несколько встревоженных голосов окликнули товарища, в ответ получив лишь неразборчивое мычание. Наконец, отплевываясь грязью, он вскочил и заорал:
- Сука, вылазь! Ты из Хворых, гнида? Мовчиш? Тварюка!
- Я не безумный – негромко ответил охотник – А вот ты, похоже, от страха так чуть не умер.
- Вбъю! – завопил в ответ охранник.
- Убьешь? Ты? – усмехнулся Артем, тихо подходя к суржику - попробуй убить охотника.
Последние слова Артем прошептал на ухо охраннику. Несчастный суржик подскочил на месте, резко обернулся и начал палить во все стороны, громко матерясь, бессмысленно пронзая клочки серого тумана свинцовыми пулями.
Когда патроны в обойме закончились, и пришлось перезаряжать автомат, удаляющийся голос насмешливо прокаркал:
- Херовая у вас охрана.
К товарищу подбежали другие патрулировавшие, чудом не попавшие под шквал огня обезумевшего от страха охранника, и бурным потоком слов, наперебой, затараторили, спрашивая лишь одно – кто это был?
- Каже, мыслывець. Сука – жадно хватая ртом воздух, ответил безумец.
- Идиоты… - пробормотал Артем – таких и в охрану Одессы…
Подойдя к решетчатому забору, неожиданно выросшему из туманных глубин, он осторожно перелез, цепляясь темно-зеленой курткой за острые, ржавые гвозди, переплетенные в колючую проволку - слабую защиту от посторонних. Ступив на укрытую талым снегом территорию города, он направился к видневшемуся в дали ряду покосившихся, старых, местами разбитых, кирпичных домов.
Он был в Одессе.
Первым что бросилось в глаза охотнику – количество жителей. Их было очень мало. Несколько тощих парней в майках цвета хаки и охотничьими винтовками за узкими плечами, жались у костра, разведенного прямо посреди асфальтированной трассы. Остальные жители, в выцветавших, грязных одеждах, прислонившись к сырым стенам своих жилищ, испугано глядели на него. Изможденные, больные лица провожали его полубезумным взглядом.
Маленькая, серая фигурка, вырвавшись из слабых, сопротивляющихся ладоней старой женщины, медленно, но уверено подплыла к нему. Тощая девочка, лет двенадцати, в красном, изодранном платьице неуверенно взглянула Артему в глаза и кротко спросила:
- Дяденька, меня хотите?
- Чего? – охотник остановился и непонимающе уставился на нее.
- Ну… трахнуть меня хотите? – вся скромность отхлынула от лица и наглая особа скороговоркой затараторила:
- Я немного прошу, дяденька – маменька накормите, ну и меня за компанию. Вы богатый, вы можете. Совсем мочи нет, голоду-то терпеть, ужас что происходит! Вот и живем, чем можем. Малолетних шлюх у нас любят, вот я и пытаюсь не сдохнуть от голода. Да вы не стесняйтесь, идемте. Можно прямо у нас переночевать, вы только покормите, хорошо?
Артем ошарашено смотрел на девочку. Медленно сняв из-за плеча рюкзак, он опустил его на кровоточащий лужами асфальт и выудив буханку хлеба, протянул девочке.
- Возьми.
- Спасибо – девочка жадно схватила черствый хлеб, но даже не прикоснулась губами к нему – Ты здесь первый раз, поэтому будем трахаться у нас.
- Черт возьми, вали отсюда. Иначе прямо на улице изнасилую – рассердился охотник.
- Что, правда? – теперь пришла очередь удивляться девочке. Постояв несколько минут, она наблюдала за тем как благодетель поднялся и забросив свою ношу за плечо, побрел по трассе. Едва слышно пискнув благодарность вслед, девочка со всех сил побежала обратно к матери.
Несколько широкоплечих мужиков, стоящих напротив, оскалились и грузно заковыляли к девочке с матерью, жадно поглощающих хлеб, явно с самыми животными намерениями. Артем обернулся на испуганный крик, изучающим взглядом окинув картину, выхватил кольт, прицелившись одной из хищных тварей в ногу, нажал на курок.
Исторгая гортанный рев, тело перового амбала свалилось на землю. Остальные двое, словно ничего не смыслящие зомби, споткнувшись о растянутую по земле тушу товарища, бухнулись с верху, образовав бесформенную груду тел.
- Чужак, пушку убери – к Артему подошла та самая четверка парней, греющихся у костра, которых он миновал в самом начале города. Лица у них были отрешенными, каждый держал охотничье ружье наперевес, и Артем не сомневался, что эта компания с легкостью вышибет ему мозги, если потребуется.
Один из них, самый длинный и худой, с изможденным, больного цвета лицом, в роговых очках, вышел вперед и глухим, приятным голосом тихо заговорил:
- У нас не принято дарить еду человеку, который ее не заработал. Но, раз ты чужак, и она – еще ребенок… - небрежный кивок в сторону прижавшихся матери и девочки – никто не пострадает. И хлеб забирать у девочки не будем. Тихо!
Последнее слово он зло выкрикнул, стараясь успокоить гудевшую толпу.
- Мать твою, Виктор, кто ты такой, что затыкаешь нас?
- Заткнись, Гард. Кто вас кормит и защищает? Если я еще раз услышу что-либо подобное – пристрелю нахер, без разбора.
Толпа быстро утихомирилась и растеклась грязной жижей с трассы. Артем презрительно усмехнулся, наблюдая вслед расходящемуся стаду, готовыми ради сохранения своей никчемной жизни откусить голову матери.
- Твари… - будто прочитав мысли охотника, устало вздохнул Виктор – ничего человеческого в них не осталось. Животные. Немного здесь осталось, умеющих еще трезво мыслить. У всех одно на уме – как спасти свое сраное тело, как не сдохнуть от голода. В патруль уже почти никто не ходит. Это все страх… Эх, идем, охотник. Тебя уже ждут.
Повернувшись к трем своим спутникам, скромно стоящим за спиною предводителя, он скомандовал:
- Парни, приглядите за девочкой, знаю я этих ублюдков – нападут, как пить дать.
Охранники молча кивнули и вернулись к тлеющему костерку, пристально наблюдая за девочкой и матерью, жадно давившимися остатками хлеба.

Весеннее солнце, выглянувшее из-за стальных клочьев небес, тускло мигало, периодически прячась, нещадно жаря путников. Озлобленное светило, будто решило отомстить мучителям земли, подарив свои неожиданные, адские лучи тепла, в конце февраля. Снег с огромной скоростью таял, на глазах превращаясь из серых, заледеневших сугробов в потоки грязной воды, которая теперь с таким усердием впивалась в промокшие ботинки Артема.
Охотник брел за шагающим впереди Виктором и размышлял. Все выглядело настолько уныло, что в первые кажется за все это время, появилась мысль – а нафига, черт возьми, все это? Смысл что-то сделать, если ничего не изменишь? Все итак неумолимо падает в пропасть. Не сегодня, так завтра Мир наконец столкнется с дном и разлетится в дребезги. Самая главная проблема сейчас? Страх. А как ему сопротивляться – неизвестно.
К черту эти мысли. Иначе червячок, так по идиотски попавший внутрь него, скоро вырастет до таких размеров, что душа начнет трещать по швам, выпуская наружу черные кишки. Или, точнее, червячка.
Попытавшись отбросить мысли навеваемые окружающим сбродом в сторону Артем спросил:
- Виктор, вы уверены в своих ребятах? Вдруг они тоже набросятся на девочку…
- Очень может быть – серьезно ответил путеводитель, сверкнув отражением луча на стекле засаленных очков – Я теперь ни в чем не уверен. Даже в себе. Но они одни из немногих, на кого я еще могу полагаться.
- А Сфера Ужаса? Вы не в курсе как ей можно противостоять?
- Не представляю даже. Логично, что страху противостоять можно храбростью. Но, блин, я видел, как самые отъявленные храбрецы съезжали с катушек от страха. Отто сейчас проводит эксперименты над жертвами Сферы. Он немного не в здравом уме. И совсем не из-за облучения. Он всегда был психом.
- Отто?
- Угу. Он – ученный. Хороший ученый. Просто больной.
Артем молча кивнул и снова принялся созерцать окружающие объекты видимости. Пейзаж был словно картина художника на тематику Апокалипсиса, выполненная углем. Абсолютно все было переплетено из палитры серого цвета. Все цвета здесь были лишь оттенком стального цвета. Даже люди, даже их душа… Глаза, кожа, одежда – обесцветились, превратившись в грязно-серые лохмотья, а душа окрасилась липким, пепельным страхом.
Миновав очередной, узкий переулок, и словно из чащи леса выкарабкавшись на широкую поляну, они вынырнули из удушливой толпы каменных стволов домов и заводов, на главную площадь.
На большой площадке, бывшей когда-то Автостоянкой возле магазинчика «Сильпо», теперь естественно заброшенного и разрушенного почти до основания, находился рынок довольно приличных размеров.
Артем невольно отошел от Виктора, звонившему кому-то по мобильнику и пробежал взглядом по прилавкам.
На витринах уныло лежало покрывшееся ржавчиной оружие, начиная от перочинных ножей, патронов, пистолетов и заканчивая пулеметами, минами и гранатами. Так же фактически каждый покупатель приобретал гвозди, винтики, ткань, соль, хлеб и чай. С качеством последних продуктов можно было с уверенностью не согласится – хлеб выглядел скомканным, рыхлящимся куском горелого теста, еще и очень дорогого, а последнее было чем угодно, но не чаем.
Если сравнивать с преддверием Одессы – здесь было очень людно. Где-то невдалеке даже были слышны тяжелые аккорды бас гитары.
- Да, сегодня ведь Анлайфы выступают – рядом с охотником возник оживленный Виктор – идем, послушаем.
- Unlife? Они обещали в Киев приехать…
- Сейчас из Одессы хрен выберешься. Все из-за этой Сферы. К тому же ваши бояться что страх заразен. Мы к сожалению это тоже учитываем.
- Вот значит, зачем все «заразные» живут на окраине города, а обезумевших отправляют в Лагерь?
- Угу –Виктор потянул Артема за рукав.
Проскочив рынок они направились к небольшой толпе, окружившей наспех разложенную рок-площадку.
Протиснувшись сквозь редкие спины унылых фанатов, спутники оказались на Фан-зоне. В это время на сцене пел длинноволосый солист одетый в драные, синие джинсы, почти до дыр изодранные стилы. На плечи был наброшен грязный, черный балахон, капюшон которого скрывал лицо. Парень сидел, прижавшись спиной к углу сцены, и тихо пел под сопровождение бас гитары и синтезатора:

Чужим безумием наполнены глаза,
И словно что-то ищут, просят, проклинают…
Дотла сжигая душу, убивая, манят –
Разбилась в дребезги слеза.

Солист замолчал, а затем, неожиданно вскочив под оглушающий взрыв музыки и восторженных криков, откинул капюшон и запел:

Из рваных глаз струится кровь
Сползая алой лентой вниз.
Упал, чтобы подняться вновь
В толпе безликих, серых лиц.
Идешь сквозь гниль, играя в боль
Ты так устал, ты так устал.
В квартире, где лишь смерти вонь,
Ты плача, тихо умирал.

- А он что, правда, слепой? – спросил охотник, силясь перекричать грохот, пристально вглядываясь в черную повязку на глазах солиста, словно пытаясь прожечь ее взглядом.
- Не знаю. Тут все так загадочно. Никто не видел его без повязки. Но может это просто сценический образ. Или тайна, приманивающая к себе публику – пожал плечами Виктор – Ты слушай.
В это время музыка изменилась, и солист бешено скача по сцене, сопровождаемый голосом хора за сценой, пел:

Идешь к разлому, что без дна.
Взлететь? Обрубки за плечами.
Изгой уходит навсегда
В тетрадь впиши же, шинигами.

Припев закончился и начался проигрыш к следующему куплету. Солист медленно побрел к клавишнику и заплясал тонкими, белыми, паучьими пальцами по клавиатуре, играя нижнюю партию. Заиграла скрипка и из-за ширмы появилась маленькая, хрупкая девушка, профессионально танцуя смычком по струнам. Солист вернулся к микрофону и запел второй куплет:

А раньше ангелом ты был
Парил в свинцовых небесах.
Теперь живешь среди могил
Вкус смерти на твоих губах.
Ты умираешь вновь и вновь
Ты ждешь вердикта Сатаны.
Из рваных ран струится кровь
Укрыт слезой бледной луны…

Идешь к разлому, что без дна.
Взлететь? Обрубки за плечами.
Изгой уходит навсегда.
В тетрадь впиши же, шинигами.

Песня закончилось под восторженные вопли, свисты и грохот аплодисментов. Солист низко-низко поклонился, подметая волосами пол. Подняв чей то брошенный букет вялых роз, он грустно улыбнулся, выпрямился во весь рост и попрощавшись исчез за ширмой. За ним следом поклонились все музыканты, и тоже исчезли в темноте. Осталась одна девочка со скрипкой.
Тоненькой, фарфоровой рукой она вспорхнула над струнами скрипки и опустила смычок на дрожащие от возбуждения струны. Людей пронзила безумно красивая музыка, успокаивая их израненные души. Люди как по команде замолчали, и слушали. Слушали, слушали эту безумно красивую музыку. Артем не мог оторвать взгляда от едва различимой, бледной ручки девочки, скользящей смычком по струнам обезумевшей бабочкой. Неожиданно в мозг подкралась мысль о том, что где-то эту неуловимую, прекрасную музыку он уже слышал. Это было так, так похоже на то, что он слышал тогда в здании мэрии Киева. Словно где-то вдалеке, за кадром он услышал, как заиграло пианино. Там, за дверью…
«Господи, я схожу с ума» - Артем закрыл глаза.
Музыка прекратилась.
- Ну как? – перекрикивая буйствующую толпу, спросил Виктор.
- Красиво. Особенно девочка со скрипкой.
- Какая девочка? – удивленно уставился на него спутник – Скрипка была, красивая, только вот музыкант решил не показываться. И на сцену не выходил.
Артем пристально взглянул сквозь очки в серые глаза Виктора, и помолчав, тихо сказал:
- Идем.