Спортивный лагерь и Пиковая Дама, или как развлекались подростки в докомпьютерном веке.



Среди нас, подростков второй половины восьмидесятых, всегда было важно, занимаешься ли ты в какой-либо спортивной школе, и каким именно видом спорта. По крайней мере, в моём классе, среди моих друзей в моде были борьба, карате, рукопашный бой, регби и бокс. Мы с Вовчиком записались на самбо. Я считаю, нам очень повезло с тренером. Виктор Михалыч был колоссально похож на Пьера Ришара – тот же тип лица, те же кудрявые волосы, но самое главное – он был таким же комиком от Бога и мог находить общий язык с детьми, используя в общении с нами вечные шутки-прибаутки. Ораторское мастерство Михалыча и живой артистизм сделали своё дело – младшие группы, в которых дети, по сути, не боролись, а полгода учились падать, страховаться и группироваться, не разбегались от нудных занятий кто куда, потому что Михалыч даже самые банальные упражнения обыгрывал с присущей ему долей комизма и весёлости. Собственно, сейчас я говорю спасибо Власову Виктору Михайловичу, или просто Михалычу, за то, что именно благодаря ему я продолжил заниматься и не бросил самбо на начальном этапе.


Как известно, в каждом закрытом обществе существуют свои негласные правила, своя субординация и отношение к тому или иному члену данного общества, основанное на поведении такого индивидуума. А в поведении как раз и проявляется отношение к этим самым правилам. Я не буду долго рассказывать о том, как было принято себя вести в нашем спортивном обществе. Думаю, что некоторые нюансы всплывут сами в ходе дальнейшего повествования – скажу только, что для ребят, занимавшихся в основном составе, считалось делом чести хотя бы на один месяц летних каникул поехать в спортивный лагерь, который организовывался тренерами нашей секции.

На самом деле таких выездов организовывалось два: первый в июне в Товтры, примерно в 60-ти километрах от нашего города, второй в июле в Карпаты. В лагерь, который организовывался в Карпатах, ездило гораздо меньше народу, чем в лагерь в Товтрах. Тут роль играло несколько факторов – цена, удалённость от дома, и время года. Просто в июле многие родители старались увезти детей в Крым, Одессу и так далее – на юг, короче. Поэтому, если ты не поехал в лагерь в Карпаты, это не считалось чем-то зазорным, но если ты пропустил лагерь в Сатанове, тебя считали, чуть ли не слабаком, и было за что!
Если быть более точным, спортивный лагерь создавался на базе отдыха «Медоборы», которая находилась не в самом Сатанове, а в близлежащем селе Сатановка. Всем, кто не бывал в этих уникальных местах, советую съездить и посмотреть на местную природу и ландшафт своими глазами. Заповедная зона, раскинувшаяся по обоим берегам Збруча, уникальна и не похожа ни на что другое. На левом берегу Збруча тремя уровнями террас на какой-то безымянной товтре и располагался наш лагерь. На самом нижнем уровне, прямо вдоль Збруча, шла дорога, по которой мы и попадали на территорию лагеря на заказном автобусе. Далее, если ехать по этой дороге, можно было попасть к трём каменным зданиям базы отдыха – клубу, зданию администрации с несколькими комнатами для отдыхающих, магазином и комнатой с бильярдными и теннисными столами, а дальше по дороге – к зданию столовой. Все остальные строения были деревянными и располагались на втором и третьем уровнях террас. Это были простые маленькие домики, обшитые фанерой и покрытые шифером, в которых собственно и квартировались отдыхающие.

Наверное, употребив слово «отдыхающие», я слегка соврал – назвать нас отдыхающими не смог бы никто. Каждый день с понедельника по субботу у нас была обязательная зарядка и две тренировки. В воскресенье у нас была только зарядка и далее мы на весь день были предоставлены самим себе или приехавшим проведать нас родителям. Мы могли хоть весь день ловить рыбу в Збруче или выдумывать себе другие доступные развлечения, типа боя полотенцами или игры в квача. Купаться нам запрещали. За все время я помню только один факт тридцатисекундного купания по свистку (я не преувеличиваю), которое Михалыч тоже смог превратить в действо и обставить все так, что только через полчаса мы не сговариваясь начали обсуждать между собой, как Михалыч нас развел, и чего это мы так радовались полуминутному купанию.

Примерно так выглядел стандартный рабочий день. В 7:00 звучал свисток тренера, и это означало то, что горнист – Игорь Иванов, проживавший в нашем домике – должен был вылететь пулей наружу и пробежаться по лагерю, трубя, что есть мочи в пионерский горн, призывая всех на построение. Через полчаса все должны были быть построены на нашем верхнем ярусе, на небольшой площадке, которая, как и дорожки между домиками, была выложена стандартной крупной советской железобетонной плиткой, отполированной до блеска нашими ногами и ногами других «отдыхающих». Проходила стандартная перекличка, и если кто-нибудь отсутствовал, старший по домику должен был объяснить тренеру причину, которой признавалась лишь очень тяжёлая болезнь. Собственно, чтобы не выйти на построение, ты должен был быть практически при смерти. После переклички вся компания направлялась на зарядку, кроме больных, которым каждое утро приходилось сообщать тренеру о плохом самочувствии и просить разрешения остаться на сегодня в постели, заглядывая глазами честной преданной побитой собаки в его глаза, тем самым, демонстрируя правдивость своих слов. Признаюсь, были симулянты, но немногочисленные, а тренера иногда для острастки могли не разрешить остаться даже честному больному.

Итак, зарядка – пробежка на 2-3 километра вдоль Збруча в сторону остатков крепости семнадцатого века, живописно расположенных на товтре, которая тянулась от нашего лагеря до самого Сатанова. Потом возвращение тоже бегом и небольшая разминка – так, чтобы мышцы разогреть. После этого водные процедуры. Вот, понял, что соврал вам, сказав, что только три здания были каменными на территории лагеря. Это не так. Ещё на втором и третьем уровнях с правой стороны, если смотреть на лагерь со стороны Збруча, находились железобетонные туалеты с душем и умывальниками. После подобия умывания отряд вновь собирался на площадке третьего уровня и строем выдвигался в столовую, в которой сметалось все, что выносилось заботливыми работниками лагеря.

Из-за физических нагрузок с любовью разработанной нашими тренерами программы тренировок есть нам хотелось постоянно, поэтому мы забирали весь хлеб, остававшийся после довольно плотного завтрака. Справедливости ради нужно признать, что кормили там очень хорошо. Например, когда мы приехали в лагерь впервые немного позже первой группы (нам, как и многим нашим сверстникам, пришлось на несколько дней задержаться из-за расписания экзаменов), попав в столовую, мы не смогли съесть и половины предложенного, но уже после первой тренировки мы смели всё, что принесли и попросили добавки.
Вернёмся к расписанию дня. Далее несколько часов после завтрака мы могли отдыхать, чем и занимались в преддверии первой тренировки. Можно было пойти собирать землянику на склоне прямо над нашим домиком или горлопанить песни под гитару Вовчика – в нашем домике или на лавочках возле него.

Примерно в 11:00, если мне не изменяет память, мы собирались всё на той же площадке для выхода на первую тренировку. На самом деле это был не выход, а выбег. Мы бежали через мостик над дамбой, расположенной возле здания клуба, оббегали по правому берегу запруду, великолепный вид на которую открывался прямо с крыльца нашего домика. Даже тогда, в подростковом возрасте, глядя на эту запруду, на реку, лес на противоположном берегу Збруча, на небольшой островок посреди запруды, где жили выдры, я понимал, что любуюсь неописуемой красотой. И даже я, вечный непоседа, замирал на несколько секунд, уставившись на этот прекрасный пейзаж и затаив дыхание, чтобы не спугнуть приходящее в таких случаях наваждение. Казалось, что мы часть сказки… А может быть, так оно и было?


Первая тренировка представляла собой забег примерно на 8-10 километров по лесу и обратно в лагерь, после чего на полянке на правом берегу реки мы тренировались, отрабатывая движения бросков, и аккуратно боролись, разбившись по парам. Дальше небольшой отдых, обед, тихий час, вторая тренировка, подобная первой, но с забегом уже на 10-12 километров. Далее отдых, ужин, снова отдых и полдник, который у нас почему-то был уже после ужина. Полдник представлял собой следующее действо. Один из домиков назначался дежурным, а это значило, что проживающие в домике брали на себя функцию по раздаче голодным соплеменникам компота по стакану в руки и печенья, пайка которого на душу составляла от двух до четырёх печенюшек в зависимости от общего количества в наличии.

Мы с ребятами из нашего домика быстро сообразили, что дежурство, от которого все отказывались, приносит неплохие бонусы в виде остатков печенья. Так у нас появился пищевой общак, который во время тихого часа поровну распределялся между пятью обитателями домика номер двадцать девять. Помимо печенья в общак попадала вся еда, привезённая кому-либо из нас родителями, а также то, что мы на свои денежные запасы могли купить в магазинчике на территории лагеря. За пределы лагеря выходить было строго-настрого запрещено, поэтому я не знаю, были ли магазины вокруг.
Правильное управление запасами пищи сделало нас главными пищевыми магнатами лагеря, и даже старшие пацаны, которые позволяли себе небольшой продуктовый рэкет в наш адрес, старались не перегибать палку, так как от нас пятерых вместе можно было получить в глаз, да и ссориться с нами было ни к чему. Как минимум во время массового боя полотенцами – одной из немногих развлекух, доступных нам в лагере - наш обидчик мог выгрести по полной, если мы впятером объединяли свои усилия в этом направлении.

Из-за отсутствия каких-либо развлечений нам приходилось организовывать свой досуг на основе тех возможностей, что были под рукой. Что может быть проще, чем завязать узел на стандартном вафельном полотенце, намочить этот узел для пущей массы и эффекта, и с таким вот оружием кинуть вызов какому-нибудь домику или, объединившись в команды, устроить массовый бой стенка на стенку? Развлечение как раз на наш вкус. Мы ведь были ребята спортивные, тренированные именно на выносливость, особенно в этом лагере, так что большинство из нас держалось в таком бою очень долго. И даже устав, после небольшой передышки мы быстро восстанавливались и снова шли в бой. Во время таких вот боёв наша маленькая продуктовая мафия могла отомстить обидчику из старших на всю катушку. Даже при сильной разнице в физических данных один более крупный боец не мог долго противостоять пяти более мелким, забивающим его слаженно и методично в каждом столкновении. Пару боёв – и к нам больше не приходили за халявной хавкой.

Короче, присутствие в домике стратегического запаса продуктов, сплочённость в рядах, наличие гитариста-балалаечника Вовчика, как по приколу его называл наш второй тренер Владимир Каземирович Поворознюк, делало нас уважаемыми людьми в пределах нашего закрытого общества даже среди старших ребят, а также среди наших немногочисленных девушек. Это уважение и интерес к нашему домику, конечно же, очень сильно подогревалось благодаря Вовчику, который помимо привлекательной внешности и умения играть на гитаре обладал непревзойдённым талантом рассказчика страшных историй. Эти факторы делали наш домик местом вечернего пребывания наших дам, жаждущих внимания, любви и развлечений, но в силу возраста ограничивающихся экстремальными ночными перебежками из своего домика в наш на несколько часов после отбоя. Дело не доходило даже до поцелуев, но нам всё равно нравилось так собираться и слушать в темноте замогильный шепот Вовчика, который со всеми присущими жанру интонациями рассказывал нам очередную наскоро выдуманную историю какого-нибудь вампира или вурдалака, щекотал наши нервишки и доводил до дрожи девочек, которые в темноте сами были похожи на привидений.

В домиках не было окон, а единственное гофрированное стекло в двери, как мне помнится, было выбито чьей-то головой и заделано фанерным листком. Поэтому свет от слабого уличного фонаря проникал лишь через дверные щели и только слегка подсвечивал девчачьи светлые ночные рубахи. Электрический свет включать было нельзя, так как это могло привлечь внимание одного из трёх наших тренеров – они дежурили по ночам по очереди, прогуливаясь с завидной регулярностью между домиками.

Вообще, многие частенько ночевали не в своих домиках, нарушая тем самым строгую лагерную дисциплину, что непременно влекло за собой наказания пойманным с поличным. От реки к третьему ярусу вела асфальтная дорожка с очень крутым уклоном. «Горка», как мы её называли, была местом пытки провинившихся. Вечером, до или после ужина, в зависимости от назначения тренера, провинившиеся совершали определённое количество забегов на скорость снизу вверх на эту горку. Скорость контролировал тренер с секундомером, и если бегуны филонили, он не зачитывал забег. Количество таких забегов соответствовало степени вины каждого. Потом, отбегав положенное, провинившийся получал право уйти в том случае, если побеждал в общем забеге. Понятно, что самые слабые, самые медлительные и самые маловыносливые должны были бегать до конца. Мало того, в наказание за слабость последний оставшийся или несколько последних получали от трёх до пяти дополнительных забегов. Но такой метод не очень-то работал, и каждый вечер кто-нибудь бегал в гору, и кто-нибудь всё равно продолжал нарушать правила, ночуя не в своей кровати. Позже тренера, видимо, сами уставшие от постоянных поисков перебежчиков, приняли решение, позволявшее уходить на ночёвку в другой домик, если двое соглашались поменяться местами и каждый из переехавших был обеспечен на ночь полноценным спальным местом. Стоит ли говорить, что такие переезды позволялись, только если тренера были поставлены в известность, и уж конечно, обмены между жителями и жительницами разнополых домиков были запрещены. Это на какое-то время уменьшило количество вечерних бегунов, оказавшихся на горке в связи с несанкционированными ночёвками в чужом домике, но нашу проблему это не решало. Девчонки в нашем домике – прямой билет на десять забегов для нас и для них самих с дополнительными перегонками до последнего участника.


Как-то в очень теплую ночь, когда цикады трещали безумно громко не замолкая ни на секунду, дамы снова, как, впрочем, и прошлый, и позапрошлый, и поза-позапрошлый вечер после отбоя проводили у нас. Было уже очень поздно, когда в момент очередной выразительной паузы в шепоте Вовчика, как раз в тот момент, когда должно было произойти самое ужасное в рассказе, мы услышали пронзительный визг свистка Михалыча. Все непроизвольно вздрогнули, кто-то из девчонок взвизгнул. Все оцепенели и затихли, несколько долгих секунд соображая, как это мог реализоваться страшный рассказ Вовчика. Из оцепенения всех вывел Вова Закревский, который единственный вспомнил, что вообще-то Иванов Игорь у нас горнист, и после свистка тренера обязан хватать горн и трубить подъём. Иванов подскочил, как ужаленный и прямо в одних трусах с горном выбежал наружу, трубя, как будто война началась.

Через некоторое время полусонный лагерь выстроился на площадке перед Михалычем. Воспользовавшись паникой, девчонки незаметно для тренеров перебежали в свой домик и быстро переоделись к построению. Когда подтянулись последние сони, получившие, кстати, по несколько «горок» за опоздание и долгие сборы, Михалыч провёл перекличку, и, убедившись, что все на месте попросил девочек, которые были у нас, выйти и встать перед строем. Потом он спросил:
- Девочки, скажите, пожалуйста, где вы были? В домике вас не было.
Не ломаясь долго и не изображая праведниц, девчонки ответили нестройным хором:

- В двадцать девятом домике…

- Двадцать девятый домик, - тоном прапорщика со стажем сказал Михалыч, - выйти из строя! Становитесь рядом с девочками, так, чтобы все вас видели.

Мы вышли и выстроились, выстатвив свои полуодетые тела на всеобщее обозрение. Я так понимаю, предполагалось, что мы должны стесняться содеянного. Как же! Это же по нашей милости весь лагерь сейчас не спит, и полусонные товарищи должны стоять по стойке смирно и созерцать наши наглые рожи. Мы тоже без особой радости смотрели на их кислые мины. Но тут Михалыч сел на своего конька. Этот человек не мог не сделать шоу из такого удачного сюжета! Михалыч начал свой рассказ:

- Я вышел из домика в туалет, - вот тут с самого начала он уже врал, так как мы все знали, что вышел он специально с проверкой, это была ночь его дежурства.

- Когда я возвращался, я заметил, что дверь в домик девочек приоткрыта, - Михалыч жил в самом последнем домике, прямо возле туалета, домик девчонок был четвёртым или пятым с той стороны – если бы Михалыч выходил только в туалет, чёрта с два он бы заметил приоткрытую дверь в домике девочек.

Кстати, то, что дверь была-таки, приоткрыта – отдельная история. В том домике жили четверо девчонок: Таня, Света Наташа по кличке Гора, и Надя. Надю девчонки недолюбливали, как и мы, впрочем. Надя больше всех боялась засиживаться у нас надолго, постоянно уговаривала подруг быстрее уйти к себе в домик, да и в общении она нам не очень нравилась – закрытая, надменная, с самомнением – в общем, полная противоположность остальным девочкам, открытым и компанейским. Короче, девчонки не хотели брать Надю в этот раз с собой, поэтому сказали, что идут в туалет сразу после того, как Надя вернулась из туалета, чтобы ей вдруг не захотелось сходить с ними. Конечно же, ни в какой туалет они не пошли, а осели у нас. Надя же, видимо, сообразившая, что её жестоко кинули, не могла пережить такого отношения к своей драгоценной царственной персоне, распереживалась по этому поводу и не смогла уснуть. С другой стороны, сейчас, через двадцать лет, оценивая всё это, я понимаю страдания того ребёнка. Не очень-то приятно чувствовать себя изгоем, тем более в ситуации, когда ты не понимаешь, чем заслужил подобное отношение. Надя не пошла сливать подруг напрямую к тренеру. Она несколько раз подходила к двери, выглядывала наружу, ожидая возвращения подруг, и в один из этих выходов не закрыла дверь домика. Не знаю, сделала ли она это специально, ожидая тренерской проверки и понимая, что Михалыч не пройдёт мимо приоткрытой двери, или, может быть, Надя просто хотела слышать, что происходит на улице, хотела услышать приближающиеся шаги подруг и быстрее удостовериться в том, что с ними всё нормально. В конце концов, Надя могла просто забыть закрыть дверь. Это всё к тому, что я точно не знаю, желала ли Надя навредить предавшим её подругам, но собственно открытая дверь их домика и стала началом этой истории для Михалыча и всего остального лагеря.

- Я подошёл к двери домика девочек, - заговорщическим шёпотом сообщил всем полусонным самбистам Михалыч, - прислушался. Услышал, что кто-то ворочается в кровати, и спросил: «Девочки, у вас всё нормально? Я увидел открытую дверь и решил удостовериться в том, что у вас всё в порядке…»

Вот тут тоже не совсем понятно, была ли Надя такой дурой, что не понимала, где именно находились её подруги, или была настолько умной и сознательной, что всё-таки решила сделать всё правильно и убедиться, что подруг никто не украл и не насилует в соседнем ельнике.

- «А девочки в туалете», - сообщила мне Надя, - продолжал своё повествование Михалыч. - Ну, я решил дождаться их возвращения, чтобы быть уверенным, что с девочками действительно всё в порядке. Прождал минут пятнадцать, снова подошёл к двери и спрашиваю Надю: «А давно они ушли?». «Часа полтора-два назад», - сообщает мне Надя. Я, конечно же, побежал к туалету, остановился у входа в женский и так тихонечко, чтобы не напугать спрашиваю: «Девочки, вы тут?»

Нужно сказать, что Михалыч всё это рассказывал в манере вышеупомянутого французского комика, со всеми соответствующими ужимками, ухмылками, выкаченными наружу, изображающими утрированное удивление происходящим глазами, безумно и часто жестикулируя. Всё это, во-первых, разбудило сонную публику. А во-вторых, нарисовало сначала улыбки на хмурых лицах спортсменов, а потом и вовсе заставило ржать весь лагерь, и нас, провинившихся, в том числе.

- Ответа не последовало, - после театральной паузы сообщил присутствующим Михалыч. - Я подумал, наверное, я тихо спросил. Спрошу-ка я погромче, а если и напугаю, так ничего страшного. Если они уже два часа не могут прокакаться, глядишь, со страху и прокакаются! - лагерное построение, первый раз взорвалось мощным гоготанием, грозя разбудить народ в соседней деревне. По-моему, каких-то собак мы таки разбудили своим хохотом.

- Я громко рявкнул: «Девочки, вы тут!» - дождавшись окончания смеха, продолжил своё шоу Михалыч. - А в ответ тишина… Ну, думаю. Дело плохо – нужно идти в женский туалет, а я ни разу в жизни там не был! – все снова заржали.

- Огляделся вокруг – как назло, никакой дубины нет рядом! Думаю, если с ними что-то там плохое делают, как бы со мной чего такого не сделали. Да и по голове получить страшно! – Михалыч уже перекрикивал не прекращающую смеяться толпу. Если наш смех и не разбудил селян, так орущий Михалыч должен был довершить это дело.

- Ну, я настроился – а что делать? Я ж ответственное за вас лицо! Понимаю, идти внутрь придётся, а так не хочется! Ну, представляю себе, я захожу, а там как три сестрицы под окном над парашами сидят девочки, и так они из-за запора тужатся, бедные, что не могут мне ответить! – смирно давно никто не стоял, некоторые даже присели со смеху, кто-то просто сидел на разогретых за день плитах, не в силах подняться. А Михалыч и не думал останавливаться:

- Нет, думаю про себя, групповых запоров не бывает! А вот групповая диарея – это пожалуйста! Сидят там, бедняги, измученные поносом! И ведь толком-то помочь не смогу, таблеток нет нужных, а медпункт закрыт ночью, скорее всего. А потом соображаю, ведь это детский лагерь! Медпункт должен быть открыт всегда! Вот думаю, повезло! Пойду врача позову, пусть он в женский туалет идёт, а я как не был там, так и не буду – не буду нарушать традиций! А потом думаю, а что если их там нет? Вот весело на меня доктор посмотрит! Ещё и направление в дурдом выпишет! Нет! Решил я всё-таки сам проверить этот туалет. Зашёл внутрь, включил свет и думаю, вот я баран, это ж, если бы они в туалете были бы, обязательно свет горел бы. Ну, думаю, если они там, то уж точно без сознания валяются, и мне с ними совсем не хочется валяться на грязном полу в туалете. Аккуратно так прошёл вдоль стеночки в главный зал, так сказать, и знаете что?

Все замолкали в предвкушении развязки, но Михалыч не собирался на этом останавливаться:
- Оказывается, женский туалет точно такой же, как мужской, только там нет писсуаров! – толпа упала в прямом смысле этого слова! Многие просто валялись, некоторые кашляли от смеха и нехватки воздуха. Михалыч ждал окончания смеха, довольный произведённым эффектом. Когда народ слегка притих, Михалыч продолжил:

- Ну, ясно уже, что там никого не было. Я даже в дырки параши заглянул и спросил, не там ли девочки, но потом подумал, что, во-первых, если бы они были там, то за два часа они давно уже утонули бы в какашках, и я им в этом случае не помощник! Ещё чего! Утопающих в говне я в своей жизни ещё не спасал! И тогда я решил, раз такое дело, нужно созвать всех. Вдруг кто-нибудь не такой брезгливый, как я, и согласится поискать девочек в выгребной яме. Но, как видите, по счастью девочки нашлись, и от них не пахнет дурно, значит, как мы уже знаем, они не провалились в туалет, а были в двадцать девятом домике. Интересно, интересно… А чем вы там занимались? - с явным сексуальным подтекстом спросил Михалыч у девочек. Кто-то из них тихо промямлил себе под нос что-то на счёт страшных историй.

- Да?! – обрадовался Михалыч, - Да?! Не может быть! Так расскажите нам! Всем же будет интересно послушать, правда? – спросил он, обращаясь к толпе, которая уже слабо напоминала строй. Ему никто не ответил, но это не смутило Михалыча и он продолжал стоять на своём:

- Так расскажите же! Ну, кто расскажет? Света? Наташа? Таня? Ну, что же вы?

- Мы же не рассказывали, а слушали, - отмазался кто-то из девчонок.
- А кто же тогда рассказывал?

Все трое без паузы ответили:

- Вова Сукачёв!

- Ах, Вова Сукачёв, - обрадовался Михалыч. - Ну что ж, расскажи и нам, пощекочи нервишки!


Мы тупо молчали, уставившись на бетонные плиты под ногами. По всему было видно, что народ получил должную порцию смеха, и большего Михалычу из них не выдавить. Тогда Михалыч объявил отбой, предварительно сообщив, что все мы наказаны пятью горками с последующим бегом наперегонки из-за отказа Вовчика поделиться страшными историями со всем обществом, и именно за этот эгоизм он наказывает Вовчика и всех соучастников, которые не думают о других, не думают о том, что страшные истории могут заинтересовать ещё и остальных, и причём наказание он собирался привести в исполнение прямо сейчас, не дожидаясь завтрашнего вечера, тем более горка находилась прямо под нами. Я понимаю, что Михалыч просто прикалывался, но мне кажется, что именно после того случая интерес к страшным историям со стороны наших однолагерников безумно повысился, что и привело к тем событиям, которые я буду описывать дальше. Этот единственный на моей памяти ночной подъём по тревоге закончился для нас бегом в гору, причём я тогда безумно протупил – до сих пор стыдно. Когда мы отбегали причитающиеся нам пять раз, ни один из которых не был зачтён из-за слабой, по мнению Михалыча, скорости бега, шестой штрафной раз мы пробежали на всех парах, чтобы не нарваться ещё раз на штраф. Вымотавшиеся, мы побежали наперегонки, и я пришёл первым, не пропустив девчонок. Мне стало безумно стыдно буквально на последнем метре забега, но уже было поздно что-то делать. Я ушёл к нашему домику и остался снаружи ждать друзей, которые, как я полагал, сейчас начнут отчитывать меня. Сначала по очереди стали приходить девчонки, которые меня слегка успокоили, сказав, что Михалыч прекрасно понимает, что я из присутствующих бегаю в горку лучше и быстрее всех, и если бы я подстроил чью-то победу, Михалыч бы точно заставил всех бежать ещё раз, а может быть и не один. Мы на лавочке возле домика дождались пацанов, которые разделили мнение девчонок по моему поводу. Меня немного попустило, но неприятный осадок от моего поступка остался со мной по сей день, и даже сейчас, набирая эти строчки, я переживаю те же ощущения обосранности, как и в ту ночь двадцать лет назад. Мы, оставались на улице недолго, опасаясь, что Михалыч отправит нас снова бегать, если застанет в такое время на улице. Я помню, что тогда было полнолуние, и в лунном свете было очень хорошо видно ёжиков, ползающих недалеко от домика.

Предполагаемое воспитание коллективом провалилось полностью. Вместо того, чтобы превратить нас в козлов, из-за которых всем пришлось просыпаться посреди ночи, выстраиваться на площадке и слушать поучительную историю о запрете ночных похождений, Михалыч превратил нас в популярных бунтарей, этаких борцов с системой, что подняло наш авторитет и привлекло к нам ещё больше внимания, которого нам и так хватало. Всё больше народу напрашивалось к нам на вечерние посиделки. А в дождливые дни, когда стандартные тренировки проводить было невозможно и мы должны были заниматься в домиках, отрабатывая броски на жгутах, сплетённых в трёхметровые косы и зацепленных за спинки наших сеточных кроватей, отжимаясь, приседая с кем-нибудь на плечах, короче, выполняя те упражнения, которые позволяло выполнять свободное пространство нашего небольшого домика, народ старался осесть у нас, якобы, для более плодотворных тренировок. Это было самое прикольное время в лагере! Подумать только, подростки в лагере ждали дождливой погоды, как самого настоящего избавления от страданий! Стоит ли говорить, что никто из нас не тренировался? Мы развешивали жгуты на кроватях, если были гантели, подкатывали их к себе так, чтобы в случае необходимости можно было быстро схватить, договаривались друг с другом о том, кто что будет изображать, если зайдёт тренер с проверкой, и занимались чем угодно, только не спортом. Мы хорошенько разогревались, желательно до первого пота для пущей убедительности и дальше забивали по полной программе на физкультуру. Писали какие-то песни, слушали рассказы друг друга, проедали наш общак, играли в карты, но только не тренировались.

Помимо Михалыча у нас было ещё два тренера: Паникар Александр Витальевич и Владимир Каземирович Поворознюк, упоминавшийся выше.
Паникар - высокий, очень сильный и мрачно молчаливый человек имел на бедре татуировку в виде какого-то животного, похожего на бобра. Среди детей лагеря ходила страшная история о том, как собственный отец сделал Паникару эту татушку, чтобы отпугивать от слабого и болезненного в детстве Саши злых детей, которые постоянного его били. Каким образом эта самая татуировка отпугивала нежелательных элементов, не уточнялось. Нанесена она была на бедео в том месте, которое всегда было прикрыто трусами, если это не стринги – а стринги, как вы понимаете, Паникар никогда не носил. Поэтому видеть эту татуировку мы могли только в душе. И почему-то такая загадочная и мрачная история вызывала всеобщий священный трепет перед личностью Паникара. И ещё было принято заканчивать его историю словами: «А теперь, видишь, он какой…», - и если кто-то решался спросить, какой же он, ему тут же отвечали, с понтом человек задал тупой вопрос: «Какой-какой? Здоровый! Сейчас бы тех, кто его обижал в детстве, дали бы ему! Он бы их в два счёта поломал бы!»

Полная ему противоположность, Владимир Каземирович Поворознюк, или проще – Казик или Каземир, как мы его называли. Метр пятьдесят шесть, Мастер спорта международного класса, быстрый как молния, с огромной для его роста закачанной спиной, Казик был непоседливым, нетерпимым к тупарям, и вообще нетерпеливым человеком. В детстве он жил в одном дворе с моей мамой. Они были ровесниками, поэтому одновременно пошли в первый класс в одну и туже школу. Мама и дядя рассказывали мне, что вот кто и был битым всё детство, так это Каземир! С одной стороны из-за своего явно хулиганского характера и шила в заднице, Владимир Каземирович постоянно попадал в переделки. С другой стороны, он-то точно был самым маленьким и слабым среди сверстников до тех пор, пока не начал заниматься спортом серьёзно, и до тех пор накостылять этому мелкому задире не составляло большого труда. Казусные ситуации так и липли к нему. Однажды, например, этот мелкий на остановке автобуса подошёл к молодой девушке и нагло спросил её: «Эй, ты, слышишь?! Скока время!» Девушка ответила Вове. А потом оказалось, это его учительница начальных классов. Или как-то раз мой дядя, увлекавшийся в то время тяжелой атлетикой, возвращался со стадиона, где метал ядро. Ядро, естественно, он нёс собой. Остановившись попить воды из колонки возле входа во двор, дядя положил ядро на асфальт. Пробегавший рядом Казик не мог удержаться и со всей дури врубил ногой по ядру, которое он принял за мячик.
Так вот эти товарищи, а также Михалыч, во время наших дождливых тренировок проверяли нас без особого энтузиазма. Кому охота шляться под дождём между домиками с целью поимки филонящих подопечных? Правда, иногда им всё-таки удавалось нас поймать. Как-то раз Каземирыч стоял полчаса под дверью, слушая наши песнопения под гитару Вовчика. Шёл сильнейший ливень, и крупные капли с такой силой барабанили по оцинкованному козырьку и по крыше нашего домика, что мы были уверены – нас никто не услышит. Правда, Казик нас сильно не наказал, сказал, что ему песни понравились – всего лишь пару горок каждому! Правда, гитаристу-балалаечнику Вовчику он сказал: «А ты, Сосискевич, пойдёшь ещё на перекладину. Казик любил прикалываться над Вовчиком, который к тому времени только-только справился с лишним весом, и совершенно не умел подтягиваться. Он висел на турнике действительно как сосиска, и прозвище Сосискевич в тот момент подходило ему более, чем любое другое.

А вот история с Паникаром. На очередной дождливой тренировке мы большой компанией из десяти человек возлежали на наших пяти кроватях, трепались о чём-то и пожирали запасы из нашего продуктового хранилища. В условиях постоянного голода мы не перебирали харчами, а ели всё подряд. Обычно до расстройства желудков не доходило, но вот газы у нас формировались как по заказу – много, часто, вонюче! И вот мы слышим стук в дверь. По звуку мы сразу же узнали руку Паникара и в панике разбежались по заранее оговоренному плану. Меня кто-то схватил на плечи и стал резко приседать. Все сделали серьёзные лица с печатью усталости от продолжительной монотонной тренировки, и кто-то открыл дверь. Паникар, которого обильно обдало спёртым запахом через открывшуюся дверь, несколько секунд не знал, что сказать, а потом выдавил из себя: «Напукали?! – и, не дожидаясь ответа, - Предупреждаю, не пукать!!!» с этими словами он закрыл дверь и ушёл. Мы выдержали необходимую паузу и повалились со смеху. Мы потом ещё минут десять обсуждали случившееся, и когда кто-то сказал, что всё-таки хорошо, что нас не застукали, в дверь снова постучали. Оказывается Паникар, решил послушать под дверью наше обсуждение его приказа «не пукать», и услышал чьё-то невольное признание в нашем халявничестве. По итогу мы все были выведены под дождь, и получили приказ встать для отжимания прямо на бетонные плиты, но не на ладони, а на кулаки. Паникар не был любителем «горки», поэтому решал вопросы воспитания безотлагательно. Нам он сказал, что двадцати отжиманий под его счёт нам хватит. В итоге, доходя до девятнадцати, он снова начинал с одного. Признаюсь честно, нас надолго не хватило. Измотанные мы начали по очереди падать на мокрый бетон.

Вскоре все возможные способы расправы с нашим скудным свободным временем были перепробованы и успели поднадоесть. Нужно было заняться чем-то новым, интересным, а так же достойным нашей репутации шалопаев. И мы решили вызвать Пиковую Даму. А заодно с ней ещё и ведьму, домового и чёртиков. Рецепты вызова этих потусторонних демонов в то время были известны всем детям, и версии не сильно отличались друг от друга, поэтому, сравнив все доступные варианты, мы разработали свой, наиболее достойный, по нашему мнению. Для вызова ведьмы необходимо было положить на подоконник расчёску и поставить стакан воды. Так как подоконника у нас не было, мы решили выставить эти два артефакта на крыльцо домика. Далее шёл домовой. Для этого пацана нужно было разложить по разным углам комнаты печенье, конфеты, шоколад и сахар. Тогда, по словам «очевидцев», можно было заметить домовёнка, который бегал из угла в угол, не в силах решить, с какого продукта начать сегодняшний пир. С чертятками было сложнее. Этот персональный, а не групповой вызов был связан с конкретной кроватью. Нужно было между задней и передней стенками натянуть верёвки по периметру и наискосок, а под кровать положить кусочек хлеба. Предполагалось, что чёртики выскочат из преисподни за хлебушком, и на радостях от такой ценной добычи станут прыгать по очень удобным для этого дела верёвочкам. Но это мелочи. Самое главное и опасное действо из планируемых – это вызов Пиковой Дамы. Первым неотъемлемым компонентом, конечно же, являлась игральная карта соответствующего значения и масти, собственно Пиковая Дама. Далее нужно было разделить комнату на две части, нарисовав на полу мелом границу – прямую линию. Пиковая Дама не сможет пройти через условную стену, которая образуется над этой линией. Самое главное, нужно было, чтобы не было разрывов в этой линии, и она должна была доходить прямо до стен без зазора. Многие вспоминали случаи, когда этими правилами пренебрегали. Стоит ли говорить, что описать произошедшее с нарушившими правила техники безопасности не смог никто, но все говорили, что описываемые личности простились с жизнью. И мы начали активную подготовку. В то время у нас в составе жилтоварищества произошли некоторые изменения. Иванов единственный из нас был серьёзным футбольным фанатом. Ради просмотра футбольных матчей он всё чаще стал сваливать на ночлег к своему другу, который притащил в лагерь маленький телевизор «Электроника – 512». В домике этого друга была свободная койка, и через некоторое время, дабы не подставлять наш домик в случае поимки за его несанкционированное отсутствие на приписанной кровати, Иванов попросил тренера разрешит ему полномасштабный переезд. Его просьба была удовлетворена. У нас освободилась койка, а свято место, как говорится, пусто не бывает. Нашим новым соседом стал Денис Разгон, за глаза носивший прозвище Тормоз. Прозвище было не правильное, так как Деня совсем не был тормозом, но был редким ссыкуном, особенно в вопросах потусторонних сил, того света и всяческой мистики, которую все мы, четверо его соседей, безумно полюбляли. Отчасти мы и взялись за подготовку вызова всей этой нечисти, а именно Пиковой Дамы, для того, чтобы сильнее поприкалываться над Деней.

Подготовка шла полным ходом. Помимо сбора вещей, касающихся непосредственно самого вызова нечисти, мы решили заняться «украшением» нашего домика по случаю неумолимо приближающегося ночного события. Вова Сукачёв, Вова Закревский, Миша Кухарь и я начали разрисовывать стены домика. Мы рисовали окровавленные вампирские зубы, разорванные глаза, ножи и топоры, все залитые кровью, лица убийц-маньяков в масках, черепа с остатками волос, когтистые пальцы и прочие «страшные» штуки. Деня всё это время канючил и умолял нас отказаться от глупой и опасной затеи. Он стонал, не умолкая ни на секунду, а ему вторили голоса сочувствующих, которым он уже успел нажаловаться. В конце концов, возле нашего домика собралась огромная толпа зевак, с удовольствием наблюдавших и комментировавших происходящее. Деня поймал ораторскую волну, насколько это было возможно в его случае, и начал методично добивать нас фактами.

- Никто из вас ещё не вызывал Пиковую Даму, а я вызывал! И только я один понимаю, как это опасно!

- Ну, да! – отозвался Миша, дорисовывая вампирский клык над кроватью Дени. - И где ж это ты её вызывал?

- На школьной дискотеке! – не задумываясь, ответил Деня. - Мы закрылись в классе с пацанами и девчонками и вызвали Пиковую Даму!

- И какая она была? – смеясь, спросил Вова Закревский.

- Страшная, - с неподдельным ужасом ответил Деня. - Мы неправильно нарисовали линию на полу, и выключатель остался на её территории. Она стояла возле выключателя и никому не давала включить свет!
Упс! Этот момент мы не продумали. Выключатель в нашем домике находился у самой двери, которую по любому нужно было оставлять на стороне Дамы – по преданию именно через входную дверь она и должна была появиться. Видимо, это было первое зерно сомнения, которое посеял Деня в наши души, и он не собирался останавливаться на достигнутом.

- После этого у одной девочки из моего класса проявилась седая прядь на голове, а один мальчик заболел энурезом, да таким, что Кашпировский не помогает!

Это тоже было сильно! Кашпировский тогда был в серьёзном авторитете, а девочку с седой прядью мы видели в школе, хотя Деня и не учился в нашей школе.

- Пожалуйста, - умоляюще продолжал Деня, - давайте не будем вызывать Пиковую Даму и прочую нечисть! Это не закончится добром!

Ещё немного Деня поуговаривал нас, вспомнив, что в домике, да и во всем лагере нет ни одного фонарика! А только яркий свет способен прогнать Пиковую Даму. Деня уже просил чисто для проформы, мы уже и сами были не рады, что затеяли всю эту кутерьму. Продолжать было страшно, а отказаться от затеи – значило проявить себя слабаками. И вот эти противоречия разрывали нас на части. Вслух никто ничего не произносил, но все мы четверо понимали, что думаем об одном и том же. Мы помолчали какое-то время, слушая неугомонного Деню.
Страх постепенно занял лидирующие позиции на всех фронтах, и мы, якобы только из-за того, что Деня так уже просит, решили, что не будем сегодня вызывать нечисть. Об этом мы официально заявили с порога нашего домика сочувствующим Дене и просто зевакам. Толпа, лишённая зрелища, начала потихоньку редеть. Деня почти успокоился. Правда, для полного счастья он попросил стереть страшные картинки, нарисованные нами акварельными красками над его кроватью. Мы согласились, и Миша, приложивший наибольшие усилия к разрисовке стены за Дениной кроватью, взял мокрую тряпку и пошёл стирать картинки.

Казалось бы, чего проще? Всего-то стереть акварельные краски со стены, покрашенной масляной краской! Случившееся далее повергло в шок и нас и тех, кто ещё не успел разойтись.

Миша с лёгкостью смыл рисунок черепа с паклей свисающими вниз длинными редкими волосами и вампирскими клыками, сжимавшими два глаза между нижней и верхней челюстью. Но рисунок не пропал! Он остался на стене, но не цветным, а полностью красным! Толпа с улицы рванула к нам в домик посмотреть на это мистическое чудо! Миша спешно пробовал стереть другие рисунки и получал тот же эффект – всё оставалось в красном цвете! В толпе пошли разговоры о том, что мы уже не жильцы, что Пиковая Дама не прощает таких вот шуток: взялся вызывать – вызывай и посмотри своему страху в глаза, а раз обосрался – всё, конец тебе! Кто-то добрый вспомнил, что сегодня ещё и полнолуние, а Вова Бродский схватил краски и номер нашего домика, нанесённый белой краской на наружной стене, обвёл в чёрную каёмочку – зрелище было то ещё! Все мы были в состоянии шока, и не совсем могли соображать. Только Кухарь, разозлившийся на насмешки со стороны Андрея Носова, мальчика из соседнего с нашим домика номер тридцать, выхватил у Бродского краски и метнулся туда. Лишь через секунд тридцать они поняли, что Миша рисует в их домике на стене такого же монстра, но было уже поздно. Эффект от попыток стереть краски был тот же – красными линиями четко прорисовывался вампирский череп, жующий чьи-то глаза.

- Вовчик!!! – заорал Носов. - Сегодня мы спим с вами!

Новость о приближающейся смерти жильцов домиков номер двадцать девять и номер тридцать мгновенно облетела весь лагерь, и вот толпа у нашего домика разрослась до невероятных размеров. Казалось, пришли все, как за пайкой на полдник после ужина. Тогда до самого отбоя обсуждение и разработка планов по нашему спасению не прекращались ни на минуту. Но рецептов от потустороннего не было ни кого, и все сошлись во мнении, что раз мы сами виноваты, то и выкручиваться должны сами. Повисло напряженное молчание – толпа явно расписалась под нашим смертным приговором и бросила нас в океан судьбы на милость Богов, не желая принимать участия в спасении накликавших беду на лагерь весельчаков. Пошли разговоры о том, что теперь всем хана из-за нас, и что стоило бы думать перед тем, как что-либо делать. Еще немного, и дело дошло бы до линчевания. Один парень из младшей группы – Андрей Якубовский, проживавший в одном домике с братом Дени Максом – вышел из толпы, прямо посмотрел нам всем в глаза по очереди и произнёс мрачным голосом:

- Отдайте нам хотя бы Деню. Он же ни в чём не виноват!

Мы стояли на крылечке перед входом в наш домик как на сцене перед публикой, которая явно поддерживала слова Якубовского. Пришлось соглашаться, несмотря ни на какой риск угодить на горку! Какой тут страх перед горкой по сравнению со страхом перед приближающейся неминучей гибелью? Наше согласие отпустить невиновного был радостно воспринято толпой, которая начала расходиться. Мы повернулись и зашли обратно в домик. Двери платяного шкафа, стоящего слева от входа, резко открылись, и оттуда на нас выскочил…

ДОЛБАНЫЙ ВОВА БРОДСКИЙ, ШУТНИК ХРЕНОВ!!!

Приближался отбой.
Деня собрал необходимый минимум вещей, попрощался с нами навсегда и в сопровождении брата и Якубовского ушёл. Мы же остались всемером перед лицом общей опасности – нас четверо и Носов ещё с двумя соседями. Пять кроватей сдвинули спинками к дальней стенке напротив входной двери. Мы заложили одеялами стыки между кроватями и постелили на пяти кроватях для семерых. Защитную линию всё-таки провели мелом по полу, выдержав все положенные стандарты безопасности.

Иванов где-то вдалеке от нашего домика протрубил отбой. Мы улеглись в кровати с твёрдым намерением дождаться полуночи – точного времени прихода всей нечестии, если вы об этом не знаете. Мы лежали, слегка попугивая друг друга. На фанерной доске, которая заменяла отсутствующее дверное стекло был след от небольшого сучка, который просвечивался красным светом от наружного фонаря. Носов был не готов к такому повороту – он никогда не был у нас после наступления темноты. Вовчик сразу же стал рассказывать Носову страшную историю о красном глазе и жутких смертях тех, кто на него посмотрит. В конце концов, видимо, от нервного истощения, мы заснули все вместе, так и не дождавшись полуночи.

Но настоящая мистика произошла утром! Если бы мне кто-нибудь рассказал, что такое случится, я бы скорее окончательно уверовал в существование Пиковой Дамы, чем поверил в реальную возможность произошедшего.

Нас разбудил безумный грохот в дверь. Я первым очнулся, сбросив с себя остатки сна, и громко спросил:

- Кто там?! Что такое?!

- Ну, слава Богу!!! - услышали мы радостные крики из-за двери. - Мы-то думали, что вам уже капец! Чего вас на зарядке не было?

- Как??? Что, уже была зарядка??? Не может быть! – вразнобой начали спрашивать мы, поспешно вскакивая и одеваясь.

Вот тут и выяснилось, что Михалыч на утреннем построении, почему-то плюнул на перекличку и оборвал её, не дойдя по списку до нашего домика. Все благополучно сбегали на зарядку, по дороге обсуждая нашу нелёгкую долю. Как стало известно позже, не одни мы прожили ту ночь в нестандартном режиме. Многие напуганные предстоящим появлением в лагере Пиковой Дамы вдруг резко решили оставить свои домики и встречать полночь большими группами для пущей безопасности.

Воспользовался ситуацией и Якубовский, который каким-то непостижимым образом смог уболтать девчонок взять его к себе на ночлег. Они тоже сдвинули кровати, и Якубовский провёл ночь в постели с четырьмя девчонками, о чём мы могли тогда только мечтать. Правда, провёл он там не всю ночь, потому что бдительный Михалыч, заподозривший неладное, более тщательно проверял той ночью своих подопечных и выявил массу нарушений режима, в частности, нарушение Якубовского и девчонок тоже. Видимо, от недосыпа он и плюнул на перекличку. Целый день Михалыч собирал агентурные данные, общался с очевидцами и участниками событий той ночи, и нужно заметить, что нарыл он много инфы, хотя на нас, самых главных зачинщиков всего лагерного хаоса, он выйти так и не смог. Уж не знаю, то ли он не стал докапываться до первопричины паники, когда понял, что речь идет о дурацких детских суевериях, или действительно нас никто не слил, но это уже и не важно. Главное то, что нам за это ничего не было, а вот Якубовский с девчонками и ещё с десяток перебежчиков гоняли весь вечер под горку. После этого Михалыч собрал всех на построение на третьем ярусе и прочитал лекцию о суевериях, пиковых дамах, чертиках, ведьмах и домовых, а также о Якубовском, удачно использовавшем ситуацию себе на пользу. Мы опять много смеялись, но я, к сожалению, не помню всего текста. Хотя финальную фразу, которую Михалыч произнёс со всеми необходимыми интонациями и паузами, я запомнил на всю оставшуюся жизнь:

- И…Якубовский понял…что её тяжелая…волосатая…нога… … … лежит на его… нежной… розовой…








…ЖОПЕ!!!

__________________
Конституция Украины:
Вот, что я вам хотел сказать...

На кортеса я, друзья,
Выйду без испугу,
Если с Ктулху буду я,
А кортес без Ктулху!!!