Правдивейший опус об идиотизме и использовании детского труда в Совке
До чего же удачное свойство памяти у нас у людей имеется! Как Создатель (если это был ОН), либо Матушка-Природа грамотно распорядились нашей памятью, приладив к ней несколько механизмов, которые стирают неприятные воспоминания, поддерживают в «оперативной памяти» – или где-то близко к ней – приятные воспоминания, а спорные моменты заставляют переосмыслить и выделить из всего хлама недооцененного или переоцененного именно то, что теперь заставляет тебя улыбаться, но не рыдать. В этой связи множество вещей, происходивших со мной в школе, теперь представляются мне любимому удивительно комичными, несмотря на те расстройства и печали, которые они приносили мне в прошлом.
Возьмём, например, банальный сбор макулатуры. Все помнят сбор макулатуры? Не знаю, существует ли подобная практика и сейчас, но очень надеюсь, что сей пережиток эксплуататорского прошлого, когда, кстати, постоянно декларировался запрет на использование детского труда, канул в лету и возвращаться будет лишь в таких вот воспоминаниях, как моё.
В нашей школе к такой ерундистике, как сбор макулатуры, относились с особым пиететом, и теперь, уже спустя годы, я понимаю, почему. С точки зрения учебного процесса, уровня усваиваемых знаний и успеваемости школа, в которой я проучился с первого по шестой класс, оставляла желать лучшего, а ведь дирекции хотелось хоть в чём-то быть лучшими в городе. Поэтому в городе наша школа всегда была первой по сбору макулатуры и металлолома. О металлоломе позже, а пока – вернёмся к старым журнальчикам и газеткам. Я не знаю, как процесс сбора макулатуры задумывался на заре пионерии, но, судя по фильмам, которые я смотрел в детстве, процесс этот был в корне отличным от того, как он выглядел у нас. В фильме, который был популярен среди моих сверстников в нашем детстве, пионеры, не снимавшие галстуки даже после школы, бегали по квартирам окрестных домов и выпрашивали у населения макулатуру. В нашем случае всё было по-другому. Просто каждый должен был принести с собой в школу перевязанную шпагатом пачку-другую газет-журналов-книг, которую нужно было сдать приёмщику на грузовике во дворе школы. Приёмщиком назначался кто-нибудь из дежурных старшеклассников, который снабжался ручными весами. Каждый сдающий получал от приёмщика талончик, на котором указывался вес притараненной макулатуры. Далее все эти талончики сдавались старосте класса, общий вес подсчитывался и цифра, подкреплённая талончиками, как оправдательными документами, передавалась ответственному за сбор макулатуры по школе. Общий результат школы шёл к ответственному по городу, и он же определял победившую в соревнованиях по сбору макулатуры школу, за что школа получала какой-то переходной вымпел или знамя. Да, та ещё мотивация. Естественно на каждом этапе определялся победитель. Класс, собравший наибольшее количество бумаги, победитель среди пятых, первых, третьих классов, победитель в каждом классе и т.д. Но! Всё это так – схема. Главное – это эмоции и переживания!
Вот я, например, вспоминаю, как нас заранее начинали готовить к тому, что через две недели будет проводиться сбор макулатуры и каждый должен принести не менее десяти килограмм, а лучше двадцать… Об этом говорили учителя, завучи, старшие пионервожатые, об этом бесперебойно вещало школьное радио, каждый день повторял классный руководитель, и все они настаивали на том, что школа не должна потерять первое городское место. Меня это повергало в жёсткий смурняк, потому что я, выходя из школы, напрочь забывал о том, чтобы проверить наличие макулатуры дома, и каждый день, с приближением даты сбора, я понимал, что у меня все меньше и меньше шансов выполнить норматив по килограммам. Обычно, приходя на школьный двор и обнаруживая там машину, к которой подходили дети с родителями, я разворачивался и бежал домой в надежде цапнуть хоть пять килограмм журналов и газет. В тот момент я готов был сдать в макулатуру всю нашу библиотеку, лишь бы не краснеть на заседании совета отряда, на котором я ещё и председательствовал. Дальше, если мне везло с наличием макулатуры дома - бабушка, конечно же, пресекала мои злостные попытки сдать всё бумажное в доме – я бегом летел в школу. Школа располагалась не так уж и далеко от моего дома, но с десятикилограммовой вязкой бумаги не очень-то легко было бежать – тонкие верёвки врезались в руку, а неудобные края пачки больно били по ноге. Как хорошо было, когда я не забывал о сборе макулатуры! Папа тогда провожал меня до школы, и тогда уже он, а не я, тащил серьёзную упаковку газет, которая в теории должна была служить неким спасением от вырубки леса. Кстати, может быть ещё и из-за защиты природы наша школа возвела сбор макулатуры в разряд некого культового действа. Просто у школы была ещё одна заслуга, отличавшая и выделявшая нас на фоне других городских школ. У нас был «Зелёный патруль». Это ботаничка, неплохая, кстати, женщина, придумала такую юннатскую организацию. Прикольно! У нас начиная со второго класса были членские билеты зелёного цвета и мы платили членские взносы, как настоящие взрослые. Суть организации заключалась в защите природы доступными способами, например, нужно было следить, чтобы кто-нибудь не ломал ветки на деревьях, не топтал газоны, не вырывал цветы в общественных клумбах, и тому подобное. Но самое главное, что нам нужно было делать, это ухаживать за деревьями вокруг школы и дома. Среди прочих ухаживаний по весне нужно было обрезать с плодовых деревьев сухие ветки, если такие обнаруживались. И вот я однажды, обнаружив на вишне возле соседнего дома большую сухую ветку, пошёл домой, взял маленькую ножовку из своего детского набора инструментов, и пошёл выполнять свой долг зелёного патрульщика. На вишне меня обнаружил другой зелёнопатрульщик из соседнего дома, и решив, что я врежу природе, напал на меня. Он был гораздо старше и сильнее, но драки между нами не состоялось. Мы начали перебрасываться грудками земли и камнями, один из которых круто разворотил мою нижнюю губу и отколол часть зуба. Я попал в больницу, и потом ещё долго ходил с губой, которой Хосе Игнасио Лопес позавидовал бы. После этих событий в зелёном патруле я только числился и платил взносы, но за природой не ухаживал.
Вернёмся к сбору макулатуры. Представьте дух соревнования, которым было пропитано всё вы школе в процессе сбора макулатуры и подсчёта результатов. Ходили слухи, плелись интриги! Например, часто можно было услышать, как кто-нибудь в коридоре на перемене хвастал, что старшеклассник, который принимал макулатуру, эго друг и в талончике он написал гораздо больше килограмм, чем рассказчик на самом деле сдал. Ещё говорили, что те, кто взвешивают бумагу, округляют граммы в меньшую сторону, а разницу потом записывают на счёт своего класса. Но все это мелочи, потому что всегда победителем становился тот, чей папа или мама работали на предприятии с большими количествами ненужной бумажной упаковки или другими видами бумажных изделий, и могли организовать грузовичок с бумажкой для сборов в школе. Это, конечно же, давало негласные преимущества сыну или дочке в будущем, например, немножко более высокие оценки, чем он того заслуживает, немножко более низкие требования и прочее.
И вообще, я не совсем понимаю схему. Насколько я помню, существовала сеть таких специальных магазинов под общим бренд-неймом «Стимул», в которых можно было обменять макулатуру на книги, бытовую химию, предметы личной гигиены или туалетную бумагу. Но мы почему-то таскали макулатуру за бесплатно в школу. Вот вам на лицо сила мотивационного фактора! Это ж нужно было так выстроить схему, чтобы под гнётом общественного мнения в страхе порицания со стороны того же самого общества, мы как безумцы таскали бумажку в школу в ущерб себе. Хотя, чего тут удивляться? Вся советская система была построена таким образом. Это, можно сказать, нас в школе готовили к взрослой жизни. Да и система образования была поострена на страхе, а не на желании учиться. Какой тогда у учителей был основной вопрос? – «Как заставить детей учиться?» А должен был бы быть: «Как заинтересовать детей получать знания?» кстати, может быть мы и не сдавали бумагу в «Стимул» сами, потому что там были плохие книги? Туалетная бумага была ни к чему, в то время все сплошь и рядом использовали газетки для этого дела. Проще было самому нарезать газетёнку подходящими по размеру прямоугольничками и положить эти бумажные прямоугольнички в туалете, так что газеты было актуальнее оставлять дома, а не сдавать. Это только блага детей родители отдавали газеты в утиль.
Проехали макулатуру, переходим к металлолому.
Металлолома мы тоже собирали много, но вроде бы, никогда не становились первыми, а всегда были вторыми. Видимо у кого-то в школе-победителе металлоломных соревнований папа работал на заводе с большими металлическими отходами. Но мы всегда старались. Правда, глобальные сборы металлолома проходили не так часто, как сборы макулатуры. Мне ярко запомнился один раз, когда школа в очередной раз решилась на штурм первого места по городу. Стоит ли говорить, что в день сбора металлолома в районе пропадали канализационные люки? Правда, потом их в целом виде стали отказываться принимать, так мы их разбивали о гранитные камни, били, швыряя один на другой и так далее. К тому знаменательному дню, преподы нам все уши прожужжали о том, что в этот раз мы должны победить и всё такое, и что кто не выйдет на сбор металлолома, потом жестоко пожалеет. Естественно, всё это касалось только мальчиков, девочки были освобождены от тяжёлого физического труда. И мы стайками разбрелись по району в поисках железа.
По проспекту ехал грузовик, перевозящий трубы. Одна из труб съехала и слетела на асфальт. Что оставалось бедному водителю делать? Он обозначил габариты трубы двумя красными тряпочками, и сам пошёл куда-то в поисках подмоги или телефонного аппарата. Пацанам из параллельного класса повезло больше нашего, они первые заметили трубу. Ландшафт нашего района в данном случае сработал на них. Проспект находился на вершине холма, а школа немного ниже по склону и западнее того места, где неудачливый водитель оставил трубу и машину. Маленькие черти, недолго думая, всей бригадой начали толкать трубу к школе. Они подталкивали её ногами, разгоняя тяжеленную железяку до приличной скорости и толчками по краям трубы направляли её движение. Смельчаки начали выскакивать на вращающуюся поверхность трубы и перебирая ногами старались удержать равновесие. В итоге, ещё до того, как труба попала в школьную металлоломную кучу, кому-то из пацанов труба раздробила пятку.
Мы тем временем реализовывали мой личный гениальный план. Дело в том, что я заранее в гаражном массиве недалеко от нашего дома и соответственно от школы, заприметил старый «Москвич» без окон и полуспущенными шинами. Естественно, я решил, что это ничейный хлам – именно так выглядел тот «Москвич». И мы с мальчишками из нашего класса решили во что бы-то ни стало оттолкать сие чудо к школе. Хозяин нас поймал уже за пределами гаражного массива. Пришлось вернуть трофей на место догнивать.
Короче, первый приз мы так и не получили, но эта история имела продолжение. Как-то вскоре после сих памятных сборов металлолома Циклоп, мой сосед-ровесник, поперся от нечего делать на школьную металлоломную кучу с целью проведения исследования и поиска «нужных» вещей. Результаты своих поисков он припёр в наш двор. Среди всякой лобудени был старый счётный аппарат «Феликс», который Циклоп безвозмездно подарил мне. Я выровнял погнутые колёсики, отчистил его от ржавчины, научился на нём считать, а мама его выбросила. Но это было не главное сокровище, найденное Циклопом. Главным сокровищем был снаряд. Как тогда, так и сейчас я совершенно не разбираюсь в снарядах. Поэтому я не скажу, что это был за снаряд, но он мне тогда показался достаточно крупным. Короче, мы с ребятами со двора, наученные жизнью решили позвонить в милицию и сдать им снаряд. Дело всё в том, что в нашем районе частенько находили мины, снаряды и прочие атрибуты Великой Отечественной, и мы знали, что нужно делать. Для меня по сей день остаётся неразрешимой загадкой вопрос о том, каким нужно быть идиотом, чтобы припереть снаряд к школе и сдать его на металлолом, но ещё больше я не могу понять, каким же нужно быть идиотом, чтобы принять снаряд в металлолом? В общем мы побежали к телефонной будке, чтобы вызвать милицию. Мы позвонили в «02», где нас послали практически прямым текстом и посоветовали не мешать работе милиции, а то хуже будет. Мы пораскинули мозгами и решили, что если пойдём к другому телефонному автомату, возможно, попадём в другое отделение милиции. Так мы и ходили от аппарата к аппарату со снарядом в руках, до тех пор, пока за нами в очереди не оказался какой-то военный, который тоже сначала начал ругать нас за то, что мы балуемся и звоним в милицию, но потом мы показали ему снаряд. Через некоторое время район был оцеплен, и какие-то товарищи в форме, не знаю уж, кто это был, милиция или сапёры, забрали находку Циклопа, на что тот сказал: «Эх, зря отдали, нужно было вынести на луг и бабахнуть!»
Эксплуататорская сущность режима проявлялась во всём, начиная со школы. Чего стоят только одни наши уроки труда. Знаете, что первое нас научили делать? Сбивать деревянные ящики, которые потом школа успешно продавала каким-то овощным базам под яблоки. И летом на практике мы тоже сбивали те же ящики. Кстати, почему «практика»? Какая к чёрту практика?! Что мы практиковали? Главное, что раньше, до того, как появляются уроки труда в школе, на каникулы даже первоклашкам придумали практику. Нужно было собрать и сдать за июнь не менее десяти килограмм подорожника. До сих пор помню блуждающих по району детей с полиэтиленовыми пакетами и ножницами. Относить собранный подорожник нужно было на заготовительную базу, на которой из-за постоянного гниения социалистической собственности стоял такой ужасный запах, что я еле сдерживался, чтобы не проблеваться. После первого посещения этой базы я точно понял, что нужно что-то решать. Я сдал около двух килограмм лечебной травы, и понимал, что пять раз сюда приходить я не хочу. Нужно было максимально уменьшить количество посещений этого объекта народного хозяйства, для чего я стал выяснять у бывалых, где можно набрать подорожник одним махом сразу всю норму. Мне каждый из опрошенных выдал свои рыбные места, а некоторые из них предложили перед тем как сдавать, отмочить подорожник в воде. Я так и поступил, и когда подорожник отмок, я достал его из ванны с водой обратно в пакет, взвесил, остался безумно доволен полученным результатом, и мигом рванул на базу. По дороге я мечтал, как получу от тётки-приёмщицы бумажечку, на которой будет написано даже не «10 кг», а возможно «11,5 кг» или «12 кг», и на этом мои страдания закончатся! Мне кажется, я на радостях и гнусного запаха не заметил, пока пробегал к нужному месту по территории базы. И вот, я передаю тетке в халате, который когда-то был белым, мой пакет и слышу её скрипучий голос: «Мокрый? Тогда минус тридцать процентов!» Я не знал тогда, что такое проценты. И продолжал ждать заветную бумажку, хотя слово «минус» меня немного и напрягло. Но бумажку мне тётка не выдала, а в тетрадку напротив моей фамилии приплюсовала какую-то цифру. Я понял, что что-то не так, и вежливо осведомился, почему же мне не дают заветную бумажку. «Сказала же – мокрый! Что, специально размочил, да? Вот дурачок, хоть бы дождя дождался, сказал бы, что сразу после дождя и собирал!»
Тогда я ушёл, и мне пришлось ещё раз возвращаться на эту базу уже с сухим подорожником, но с тех пор я усвоил несколько вещей. Во-первых, я понял, что советская заготовительная база, это последнее место, где я хотел бы работать. Во-вторых, я понял, что все планы нужно продумывать до мелочей. И вот, я стал строить планы великого подорожного мошенничества. Я придумывал для себя различные способы мухлежа на следующий год, а если нам придумают другое задание, честно пообещал сам себе, что поделюсь придуманным планом с кем-то из первоклашек, но каково было моё разочарование, когда уже в сентябре в школе я узнал, что многие мои одноклассники вообще не собирали никакого подорожника. Всё гениальное просто! Они сказали, что сразу же с началом каникул уехали из города, кто в отпуск, кто в деревню к бабушке, хотя нам они хвастали, что нигде не были и никуда не уезжали, что это просто легенда для классного руководителя. Я чуть не взвыл от горя, когда понял, какой же я лошара!
Но согласитесь, что за бред, а? Ящики, макулатура, металлолом, подорожник! Помимо вышеперечисленной дряни был ещё так называемый «ОПТ» - Общественно Полезный Труд. Раз или два в неделю мы должны были являться в школу в неучебное время и что-то делать. Занятия нам придумывали всевозможные, но наиболее всего запомнились мне два из них. Ярко помню, как какое-то довольно продолжительное время мы производили коробки для ягод. Для этого нужно было принести из дому утюг. Из листа водостойкой бумаги, покрытой с одной стороны полиэтиленом, мы делали выкройку коробки, потом сгибали её по нужным линиям, и, разогревая утюгом полиэтилен, клеили стыки на углах. То ещё занятие, скажу я вам! Подозреваю, что школа сбагривала это добро какому-то колхозу, но мы не видели ни копейки этих денег, как собственно и за металл, макулатуру и ящики – всё на добровольческих началах!
Второй случай, который запомнился мне на ОПТ, был связан с уборкой территории. Нашему классу для уборки досталась определённая часть школьного стадиона. Дальше мистика какая-то начинается. Именно в тот день на стадион привозят новые атлетические снаряды. Там перекладины, длинный рукоход, брусья и много всякого такого, что заинтересовало нас. Но более всего наше внимание привлекли большие металлические барабаны, которые имитировали беговую дорожку. Мы, не долго думая подняли один из барабанов из лежачего положения в стоячее и принялись по очереди бегать на нём. Через некоторое время на стадионе появился физкультурник, который почитал нам мораль и приказал вернуть барабан в исходное положение. Он запретил трогать снаряд до тех пор, пока он не будет правильно и стационарно закреплен и вкопан в землю. И вот все мы, включая физрука, стоим по периметру рамки на которой держится злосчастный барабан и держим всю конструкцию на руках. И у кого, вы думаете, первого не выдержали тяжести руки? Нет! Не у меня! У физрука! Он отпускает трубу, из которой сварена рамка снаряда, и вся масса изделия на той стороне ложится на руки моему однокласснику Валере. Валера одной рукой держится за трубу, другой за приваренный металлический квадрат к торцу трубы. Именно эта часть попадает в землю и на этот квадрат в яму заливают бетон для прочности. Короче, этот самый квадрат отрезает Валере большой палец у основания на глазах у всей честной толпы пятиклашек. Палец болтается на куске кожи. Секундное замешательство. Шок.
Валера со скоростью ветра срывается в направлении свого дома. Мы кладём барабан на землю и бежим за ним. Разница в старте бабега не более десяти-пятнадцати секунд. Для того, чтобы попасть к Валере во двор, нужно было пробежать всю длину стадиона – метров сто пятьдесят, потом вдоль длинной хрущовки, стоявшей возле самого стадиона пусть ещё двести метров, дальше через дорожку мимо торцом стоящей девятиэтажки пускай ещё сто метров и – вуаля – мы во дворе у Валеры! Валерины родители были в разводе и жили отдельно, но в одном доме, только в разных подъездах. Мы побежали сначала в квартиру мамы, где жил и сам Валера. Там никого не оказалось. Потом мы вернулись в первый подъезд, где жил папа, но не успели зайти. Валерин папа сам вышел к нам навстречу. «Уже всё нормально! - сказал он нам всем, - Валера уже в санитарном самолёте летит в Киев, мне только что позвонили и сказали, что вылетели они несколько минут назад и с пальцем всё должно быть нормально, его успели положить в лёд».
И вот тут я никак не могу свести все цифры. Как нужно было бежать, какое благоприятнейшее стечение обстоятельств должно было быть, чтобы всё получилось так, как получилось. Да, Валера побежал домой очень быстро, я даже думаю, что тут случай, когда включаются скрытые способности организма, и человек становится практически Суперменом. Но даже если так, пусть! Давайте посмотрим правде в глаза. Мы были во дворе у Валеры через минуту, пусть полторы после случившегося. Даже если предположить, что Валера в шоке пробежал это расстояние за несколько секунд, получается, что во дворе уже к тому моменту должна была быть машина скорой помощи, причём ещё и со льдом на борту, специально вот для таких вот случаев. Мы никакой скорой помощи выезжающей со двора не видели. Но даже если так, я не понимаю, каким образом скорая помощь оказалась через минуту в небольшом санитарном аэропорту, до которого из двора Валеры минут десять езды в лучшем случае, как там оказался готовый к вылету самолёт, и как он так быстро взлетел? У меня есть единственное объяснение – Валера пробежал немножечко назад во времени.
Но, не будем о грустном, воспользуемся свойством памяти забывать всё плохое, и вспомним лучше что-нибудь весёленькое.
Иногда уборка территории могла происходить гораздо более весело и интересно. Помню, как увидел возле школы толпу детишек с лопатами и граблями, старающимися расчистить какой-то школьный газон от опалых жёлтых листьев. Руководил ими ныне покойный незабвенный завхоз школы господин Мамонтов или, как все его называли - Мамонт. У этого человека дикция была не просто ужасной! И вот, я наблюдаю, как этот чувак, обращаясь к толпе малолеток, командным голосом громко кричит: «Пре пряпрями трюда!» Реакция школьников – ступор и открытые рты. Мамонт: «Я тё, непанятьна ткадал?! Пре пря-пря-ми трю-да!» Я думал, что помру со смеху, когда где-то с четвёртого или пятого повторения понял, что именно Мамонт хотел сказать: «Все с граблями сюда!»
В общем, я уже дал понять, что школа наша отличалась дивными персонажами, вечными проектами на почве помощи советскому обществу и прочим маразмом. Но ещё одну сферу я не раскрыл. Более нигде в общественных организациях разного класса и порядка я не встречал столь сильного стадного инстинкта, как среди учеников именно той школы. Любая занесённая зараза распространялась по школе с эпидемической скоростью. Хорошо, когда речь идёт о невинной игре в резинку, в которую повально играли в один из таких периодов коллективного покрута все без исключения девочки и мальчики школы. Думаю, что именно игра в резинку была наиболее безвредным из всех повальных увлечений. Вот, например, конский бой. Это такая игра, когда все разбиваются на пары, один залазит другому на спину и пары начинают сходиться в поединках. Суть игры, сбросить противника с «коня» или повалить и «лошадь», и «наездника». Можно устраивать и групповые бои армия на армию, или просто месилово каждый сам за себя. В результате одного из боёв мы с одноклассниками так измазали стены класса, что наших мам вызвали в школу, и они потом приходили белить и красит стены.
А потом кто-то из школы обнаружил чудеснейший хозяйственный магазин, который далее связывало с нашей школой всё больше и больше общих тем. Первым, на сколько я помню стал период, когда все поголовно делали так называемые стрелялки и с их помощью воевали на переменах. Как говорится, все гениальное просто – в хозяйственном магазине мы покупали рыболовскую резинку, которую у нас почему-то называли толи «венгерка», толи «болгарка», эту резинку мы протягивали в дырочку, проколотую в центре небольшого ластика, завязывали на другой стороне ластика резинку в плотный узел и вот такой штукой стреляли, натягивая ластик на резинке, а затем отпуская его. Учителям войны на переменах не доставляли особого удовольствия, и они не раз изымали «стрелялки» у самых разыгравшихся, но конец эпохи «стрелялок» положил следующий случай. Во время очередной войны на перемене, кто-то, уж не знаю намеренно ли, ненамеренно ли, смачно зарядил своей стрелялкой какой-то училке в попу. Гневу её не было предела. Вскоре пошли тотальные антистрелялочные репрессии. Стралялки изымались, родители вызывались в школу и даже дошло до того, что директор нашей школы пошёл в тот самый магазин и убедительно попросил не продавать ученикам вверенной ему школы рыболовскую резинку. Мы, правда, быстро сообразили, что нужно соврать, когда продавщицы стали нас спрашивать, из какой мы школы, на что они сказали: «Слава Богу! Держите вашу резинку, мальчики. А то приходил недавно директор 11-й школы, и такой скандал тут устроил!»
Стрелялки постепенно канули в лету, «но мы не привыкли отступать!» Следующим покрутом школы стали мячики-попрыгунчики, которые мы делали из резинового клея. Тут всё тоже очень просто. Нужно было купить баночку резинового клея, вылит чуть-чуть на руки и вращательными движениями скатать клей в маленький шарик. Потом нужно было подлить клея и снова катать шарик в руках, и так нужно было подливать клей до тех пор, пока в баночке он не заканчивался, а у тебя в руках не оказывался чудесный шарик. Эти мячики, конечно не прыгали так высоко, как современные резиновые попрыгунчики, если их с силой бросит об пол, но и наши самодельные шарики были совсем неплохи. Короче, тему прикрыли, когда учителя начали сталкиваться с проблемой того, что на уроке весь класс ничего не делает, а только массово «производит» мячики под партами. И снова наш директор пошёл в магазин, и сова просил не продавать нам на этот раз уже клей.
Но, не беда! Где наша не пропадала!
Следующая волна – волна маслёнок. Всё в том же магазине кто-то обнаружил маленькие пластиковые маслёнки, сделанные из очень мягкой пластмассы. Мы наполняли маслёнки водой и превращали их в брызгалки. Объёма воды едва хватало на три выстрела, поэтому на переменах возле кранов с питьевой водой и возле кранов в туалете всегда была очередь из заряжающих своё оружье детей. Я не зря сказал, что это была волна. Представь те себе школу, в которой на каждой перемене почти все дети брызгаются водой. Да, было мокро. Я уже молчу о глубине луж возле кранов. И снова очередной фетиш школы – маслёнки – объявлены вне закона, и снова наш директор посещает хозяйственный магазин.
Маслёнок больше нет, но мы продолжаем жить дальше, и очень похоже, что живём по принципу «дальше-больше!» Следующей находкой из хозяйственного магазина стал алюминиевый состав. Не знаю истинное назначение данного состава, но использовали его вот каким образом. Уголок плоского бумажного пакета, в котором продавался алюминиевый состав, срезался или отрывался, после чего бумагу вокруг разреза поджигали, ждали, пока она разгорится, а потом делали движение рукой, вытянутой подальше от себя, напоминающее удар хлыстом, таким образом, чтобы порошок, находящийся внутри пакета вылетая, попал на пламя. При этом наблюдалась очень яркая вспышка, которая нас почему-то безумно радовала. Правда, был ещё и побочный эффект. Алюминиевый состав оседал на асфальт или на землю, покрывая то, на что падал слоем серебристой краски. Скоро вокруг школы стало столько серебряных пятен, что директору школы снова пришлось идти в магазин.
Но самой страшной для школы находкой в хозяйственном магазине стала полевая дымшашка, предназначенная для травли каких-то насекомых, но как утверждалось безопасная для людей. Размером с небольшую палку «московской» колбасы, тоже в форме цилиндра, дымшашка могла ломаться на небольшие куски, которые производили такое неимоверное количество дыма, что этим нельзя было не воспользоваться. Небольшой дымящий кусочек, забрасывался в класс и все – урокам конец, особенно, если нет свободных классов. Но даже если и есть, всегда же можно подкинуть ещё один кусочек дымшашки. Естественно и по данному вопросу работники хозяйственного магазина принимали у себя в гостях их старого доброго друга, директора нашей школы, носившего славную кличку Хохол.
Помню как-то раз в школе пошла всеобщая тяга к коллекционированию фотографий известных музыкантов, певцов, как рокеров, таки попсовиков. Конечно же, нашлись предприимчивые люди, которые реши сделать на этом бизнес. Пошла печать чёрно-белых фоток по домашним фотостудиям, располагавшихся в ванных комнатах. И мне довелось с одноклассником создать мини фирму по производству и продаже такого рода продукции. Правда, эпопея продолжалась недолго. Кто-то кому-то стукнул, и самых крупных фарцовщиков в школе взяли с поличным в один день, в результате чего изъяли неимоверное количество фоток, и провели работу среди школьников, призывая прийти к завучу и выложить точно на какую сумму кто и у кого что купил, чтобы была возможность заставить виновников-спекулянтов вернуть нажитое несоветскими методами в полном объёме. Но, слава Богу, никто никуда не пошёл. Дело замяли, но нас всех строго предупредили, что любой, кто будет замечен в школе с фотографиями звёзд, будет немедленно выдан милиции, как спекулянт со всеми вытекающими последствиями.
Было ещё много-много всего: значки в фотографиями групп, купленные в соседней комиссионке, электронные часы с мелодиями, первые портативные электронные игры с волком, ловящим яйца. От чего всё это? От нечего делать?
Кстати, что я ненавидел больше всего, так это ходить в школу на вторую смену. Утром толком не успеваешь погулять с товарищами, а вечером после школы уже слишком поздно. Ещё и домашнее задание делать! Правда, если утром ты рано встал, сделал уроки с вечера и тебя не загрузили домашними проблемами, такими, как походы по магазинам или что-нибудь в этом роде, ты был предоставлен сам себе. Утром-то ведь все взрослые уходили на работу и оставались лишь малые дети и пенсионеры. Можно было творить шалости практически безнаказанно. Например, играть в футбол под окнами тётки, которая всегда боялась, что мы выбьем её окно (кстати, не зря боялась, именно я его в итоге и выбил), залазить на крышу или капот поломанного ушастого запорожца, несколько лет стоящего в нашем дворе безвыездно, пугать пенсионеров выстрелами из стартового пистолета… О! Прикольная тема. У Смора был стартовый пистолет, подаренный папой милиционером, носящим какие-то серьёзные пагоны. Пистолет заряжался капсюлями от охотничьих патронов и стрелял оглушительно громко. Короче, было прикольно выбрать место для наблюдения, собраться там группкой, отправить кого-то в какой-нибудь просматриваемый из укрытия подъезд, чтобы он произвёл там парочку холостых выстрелов. Потом все мы вместе из укрытия наблюдали приезжающие по вызову милицейские машины, серьёзные лица оперативников и округлённые глаза напуганных дедушек и бабушек.
Кстати, со Смором меня связывает одна прикольная история, которая произошла зимой в один из тех годов, когда нам приходилось учиться во вторую смену. Вечером предыдущего дня ударил сильный мороз, и моя мама, пекущаяся о своём чаде, поведала мне тайну о том, что при сильном морозе металлические предметы прилипают к языку, и что это очень опасно, и что ни в коем случае нельзя отрывать язык от металла, а нужно зайти в тепло и подождать, пока язык сам отклеится. И вот я гуляю вдвоём со Смором во дворе. Больше нет никого. Впечатлённый вчерашними наставлениями мамы, я решаюсь предупредить друга об опасности, и выкладываю всю историю как на духу. Но Смор мне не верит! Он начинает ухмыляться, ржать надо мной и говорит, что это моя мама меня просто разыграла. Я пытаюсь доказать, что нет, это не так, мама не врала мне! Но в ответ получаю лишь очередную порцию насмешек. Тогда я решил доказать свои слова и прикоснулся языком к металлической трубе ограждения, возле которого мы стояли. И тут же прилип. Смор по прежнему считал, что всё это выдумки, даже тогда, когда я с прилипшим языком пытался сказать ему, что я прикован к трубе намертво, он слушал моё нечленораздельное блеяние и ржал ещё больше. Тут я сообразил, что единственный известный мне способ отклеиться в данной ситуации недоступен. Я не мог пойти в тёплое место, а ждать оттепели стоя вот так тут я не хотел. Видимо я слегка запаниковал, и Смор прочитал это в моих глазах. Он всё ещё не верил мне, но его неверенье пошатнулось.
- Что, правда прилип? – спросил он уже готовый поверить, и тут я выдаю фразу, которая даже как-то понятно прозвучала, мол:
- Не вееихь, папъобу тхам! (Не веришь, попробуй сам!), - и Смор меня понял.
Он тут же коснулся трубы языком и окончательно понял, что я не вру. Глаза Смора из весёлых резко превратились в паникующие. Несколько секунд у него ушло на размышления и… Он резко дёрнулся вверх, с визгом оставляя на трубе два небольших кусочка собственного языка.
- Сейчас, Серёга, сейчас! – клятвенно заверил он меня и побежал в подъезд, где проживала наша сверстница, девочка из параллельного класса Наташка.
Смор отсутствовал достаточно долго, как для той ситуации. Я уже было подумал, что они сидят с Наташкой у оконца и прикалываются надо мной, но это было не так. Смор выбежал из подъезда с чайником в руках, беспрерывно как мантру повторяя фразу: «Сейчас, Серёга, сейчас!» - как будто они и не переставал её произносить с тех пор, как убежал к Наташе. Я чуть повернулся и увидел Наташку в окне её кухни. В это время Смор добежал до меня и обильно полил мой язык…
КИПЯТКОМ!!!
Я вскочил, как ужаленный! Солидная часть языка осталась на трубе, мало того, его ещё и ошпарило. Язык мой бедный раздулся от таких издевательств, и ещё несколько дней занимал добрых три четверти рта. После этого случая я больше никогда не повторял данного эксперимента. Прошло уже больше двадцати лет с тех пор, и я сейчас вспоминаю эту историю не как грустную, а просто как прикол, произошедший со мной в жизни. А Смор, наверное, забыл. Наверняка забыл, потому что наркотики убили серое вещество его мозга, и в данный момент Смор существует как овощ. Мама водит его под ручку, вытирает ему слюни и сопли, кормит его с ложечки. Вот уж кому судьба подкинула «устройство» стирании памяти!
В шестом классе я перешёл в другую школу. Она располагалась гораздо дальше от дома, но была на хорошем счету, с более сильным преподавательским составом и серьёзной материальной базой. Я попал в класс, куда незадолго до меня попали трое моих одноклассников и хороших друзей, переехавших в новый дом недалеко от той школы. Помимо этого в том же классе учились ребята из нашей секции по самбо, так что я пришёл в класс, в котором имел много друзей с самого начала. В той школе, тоже собирали макулатуру, но там этому не придавали такого большого значения, как в предыдущей. Участие было практически добровольным. И меня, кому до школы нужно было добираться на троллейбусе или на автобусе, вообще освободили от этой повинности. Правда, как-то раз, когда наша классная руководительница на классном часе объявила, что через день или два будет сбор макулатуры, так что, приносите кто сколько может, я, как человек новый поинтересовался у соседа по парте, бывают ли тут сборы металлолома. Сосед ответить не успел. За него ответила наша классная, услышавшая мой вопрос: «Нет, Серёжа, сбор металлолома в нашей школе отменили. Это произошло после того, как ребята из «А»-класса притащили кабину лифта с соседней стройки». И я про себя отметил высокий уровень находчивости тех сборщиков металлолома из параллельного класса, и понял, что для меня в этой школе все ещё впереди, всё только начинается…
__________________
Конституция Украины:
Цитата:
...Статья 15. ...
Никакая идеология не может признаваться государством как обязательная.
Цензура запрещена....
|
Вот, что я вам хотел сказать...
На кортеса я, друзья,
Выйду без испугу,
Если с Ктулху буду я,
А кортес без Ктулху!!!
Последний раз редактировалось Sergiollo, 19.10.2010 в 19:53.
|