Чуть не захлебнулась ведь. Стояла на краю, нелепо мельчила амплитудами взмахов рук и чувствовала, что могу упасть в море колючей проволоки...
И не упала. И не упаду больше. Я знаю.
Через копоть, лёд и зыбучие чёрные пески к багровому небу со скоростью света неспешно пробивается сверхновая, никого ни о чём не спрашивая. Скала, одним своим видом пробуждающая инстинкт самозащиты и охраняющая сердцевину сухого дерева, вздрагивает и поддается ветру. В ущелье эхом раздаётся эмоционально-концентрированное «нет», и лава, готовая выплеснуться наружу, на мгновение замирает. Но вот на дне океана, в центре оценки и на вершине самой близкой к Космосу Белой Башни вспыхивают одна за другой знакомые ноты, спрашивая молчание о готовности, и горные доводы задыхаются в собственной немощи.
Цветение, созданное для вдохновения лириков и разочарования молодых художников-декадентов, вызывает аллергию, колотит и лихорадит каждую крупицу земли, бережно срывает со скалы пласты плоти и швыряет в океан, невинно отдавшийся реквиему.
Ледяной ручей, мерно полирующий гальку, предсказуемо вскипает, наплевав на самоконтроль, и тонкой, бешено пульсирующей красной нитью оплетает Башни, вызывая обвал и разлёт Белой маски камней.
Бирюза, изумрудные отблески, отражение багрового неба, плюющегося пеплом в зеленую траву, трепещущую под штормовым ветром, как будто от страха, неизвестно откуда взявшаяся нежная голубоватая проседь пены и изжелта-белые всполохи света, вызванные прикосновениями молотков к струнам рояля, проступают в водах океана бесформенными яркими пятнами, переходящими друг в друга.
Сверхновая заливается злым хохотом и вызывающе вглядывается в своё, пока ещё подземное, ведомство своими бесчисленными глазами с бельмами, сливающимися в одно раскалённое око её сущности.
На поверхности звуковая гармония разрушает руины и валит поросшие мхом тела сосен, лежащих на земле прижавшись друг к другу, как стайка детёнышей хищного зверя. |