Звёздные странники

посвящается  TYANMAO [22] 

«Кому земля – священный край изгнанья,
Того простор полей не веселит.
Но каждый шаг, но каждый миг таит
Иных миров в себе напоминанье…
В душе встают неясные мерцанья,
Как будто он на камнях древних плит
Прочесть стремится древний алфавит –
Но позабыл понятий начертанья…»

Пальцы привычно скользят по ладам. Мелодия, подхваченная солнечным ветром, устремляется в дали пространства-времени мириадами янтарных светлячков. Там, в необозримой глубине бытия, она найдёт приют в душах других существ – и прорастёт вновь, – наполненная уже другим светом.

Так было всегда. Звёздные странники путешествуют от мира к миру, всюду оставляя частицу своего огня. Всюду, куда бы ни направили свой путь сказители – за ними следуют пробудившиеся души. Не буквально, нет. У каждой из них свой собственный путь. И не каждая может проснуться.

Кто-то рассудит, что это напрасный труд. Что лишь берегущий пламя переживёт сумрак вселенской ночи. Но отдавать или нет – священное право каждого, и Странники – просто те, кто сделал свой выбор. Дорожный плащ заменил нам кров, посох мы предпочли достатку, лютню – семейным узам.

«…И бродит он в пыли земных дорог,
Отступник-жрец, себя забывший бог,
Следя в вещах знакомые узоры.
Он – тот, кому погибель не дана,
Кто, встретив смерть, в смущенье клонит взоры,
Кто видит сны и помнит имена…»

Асанкхейю лет мы путешествуем от одного мира к другому. В каждом из них мы повествуем об иных народах и землях, рассказываем предания прошлых лет и пророчества лет грядущих. Так поддерживается связь между звений цепи Мироздания. Незримая и неосязаемая, она всё же крепче цепей Фенрира и Гименеевых пут.

Мы – одиночки, но наши песни продолжают друг друга. Мы – сказители миров, и наши дороги чисты. Ибо мы знаем, что даже в самой кромешной тьме можно пробудить зёрнышко света. Ибо мы верим, что жить по-настоящему можно, только горя.

Посвящается Get-tera
и другим, чьи имена не сотрёт время

Совы не ухают в ноябре. По крайней мере, так было в моём мире.

Поворошив угли в камине, я закрыл балконную дверь. За окном уже четвёртые сутки лил дождь, и байка о грядущем всемирном потопе, вызвавшая ещё на той неделе смех у посетителей таверны, вовсе не казалась теперь такой уж смешной.
«Уху!» – послышалось из-за окна приглушённое уханье.
Ну нет, пернатая. Не дождёшься. Таверна – не место для птиц, кроме как жареных. Да и потом, вдруг кто заглянет, спасаясь от непогоды? Как я объясню им присутствие когтистой бестии?..
«Уху?»
Впрочем, кого я обманываю. Едва ли кто заглянет сюда до первого снега. В такие ночи я жалею, что оставил свои странствия; так хочется очутиться где-то, где никогда не был, снова почувствовать звон струн под пальцами и щербатую теплоту дорожного посоха...
«Уху...»
Ладно, будет тебе. Влетай.

Поёжившись от холода, я снова открыл дверь.
«Ну, что же ты?»
Второе приглашение сове не потребовалось. Слетев с сосновой ветки, светло-бежевый клубок из перьев приземлился на спинку кресла. Два больших жёлтых глаза уставились на меня с каким-то выжидающим любопытством.
– Ну нет, кормить я тебя точно не буду!
«Кря!»
– Что?!!
Сова кубарем скатилась на ковёр и, обернувшись уткой, важно прочапала в направлении кухни.
– Эй-эй! Может, ты объяснишь, что происходит? – преградил я ей путь.
Куда уж там!
Обиженно крякнув, утка свернула в спальную. Я бросился следом, но тут же отпрянул: огромная крокодилья пасть клацнула прямо перед моим носом.

Рывком захлопнув дверь, я придвинул к ней тумбочку. Сердце бешено колотилось в груди. Чёрт возьми, откуда взялось это чудище?! Ведь только что…
– Выпустите меня, пожалуйста!
Я даже подскочил от неожиданности. Голос доносился из-за двери. Рывком опрокинув тумбочку, я оторвал от неё одну из ножек и ворвался внутрь.

Никакого чудовища не было. На смятой кровати сидела, закутавшись в одеяло, какая-то девушка.
– Извините, у вас не найдётся одежды? – обезоруживающе улыбнулась она.

Я положил свою палицу. Протёр глаза. Закрыл дверь. Открыл снова. Девушка сидела на том же месте.
– Немного напутала с трансфигурацией, – смущённо объяснила она.
Пока ко мне возвращался дар речи, она повторила свою просьбу. «Да, конечно», – механически кивнул я, и открыл платяной шкаф.
– Выйдете на минутку, – попросила девушка, – я сейчас всё объясню.
Ладно. Вышел. Подождал. Прошёлся взад-вперёд по коридору. Немного пожалел, что не курю.

В конце-концов, она вышла. В тёплом зелёном свитере, достающем почти до самых колен, с подстриженными в карэ рыжими волосами и колдовскими искорками в глазах.
– Простите. Наверное, я напугала вас.
– Н-немного, – признался я.
– Я ещё не закончила Академию, и частенько путаю слова в заклинаниях…
Потихоньку всё начинало вставать на места.

– Так значит, ты – волшебница? – уточнил я, облегчённо вздохнув. Уже не единожды мне приходилось встречаться с волшебниками, и я знал, что за их чудачествами неизменно скрывается доброта. Наверное, причиной этому служит более глубокое понимание законов равновесия.
– Ведьма, – залилась робким румянцем моя собеседница. – Будущая.
– Хорошо. И как тебя зовут, будущая ведьма?
– Гет’тера.
– Гетера? Но это ведь…
– Нет. Там, откуда я прибыла, это просто имя.
– Ладно. Присаживайся, Гет’тера. Вечер будет долгим…

* * *
Дождь барабанил по крыше, не собираясь прекращаться. Сидя за второй кружкой горячего глинтвейна, мы никак не могли наговориться. Оказалось, моя неожиданная гостья узнала о таверне, ещё будучи жительницей Хаддана, и сама нашла дорогу ко мне. На вопрос «зачем» она ответила просто и неожиданно: «Мне понравились твои стихи». Каким-то необъяснимым образом я вдохновил её писать, и девушка с удовольствием поделилась со мной своими находками. «Сказки синего паровоза» пополнили коллекцию историй, которую знал дом на краю ночи. И многие другие пришли следом за ней.

В то время мне трудно было представить, что когда-нибудь это закончится. Кинетта, Корвин, Арт, Рыжая, Акула, Шегги и Сплат, иные, чьих имён не перечесть, – все мы горели одним огнём, и наши миры направляли друг друга своей гравитацией. Позже я ещё много раз буду возвращаться мыслями к тому времени, когда из маленького мирка на окраинах Ойкумены пришло что-то значимое, настоящее, зримое.

Что-то, что может вдохнуть смысл в любую игру.

Дружба с волшебниками.

Мы в жизни не общаемся стихами,
И делаем приличный в целом вид.
Но что-то всё же реет между нами,
Когда душа с душою говорит.
Том Бомбадилл остался в старой сказке,
А сильмарилл променян на форнит.
Но где-то всё же бродит без опаски
Единорог. И чудо нас роднит.

Он выжил, несмотря на все тревоги,
На то, что не однажды был убит.
В глазах его, внимательных и строгих,
Доверчивость беда не истребит.
Сожму ладонь вокруг лохматой гривы,
Прижму к себе – и сердце не болит.
Куда же я бежал так торопливо
Горбатясь от печалей и обид?

Вот мы идём, вдыхая воздух жадно,
И кажется, вселенная звенит
И серебрится нитью Ариадны…
И в бережных ладонях нас хранит.
Мы в жизни не общаемся стихами,
Но всё-таки прекрасное манит.
И тихо прорастает между нами,
Когда душа с душою говорит.

12.VI.21

Мы – свет звезды, посеянный на землю.
И я, комету в кружку наливая,
Могу с улыбкой думать о Вселенной,
Которую едва ли понимаю.

Как сложно всё!

Как невообразимо
Себе представить поворот событий,
Позволивший безжизненную глину
В нас, дышащих, живых преобразить!

И...

Как не ценить всю эту мимолётность,
Всей этой красоты неповторимость?
Обретшим наяву и плоть, и плотность,
Сознания и смысла неделимость...

Как не любить лимонные полпинки,
Деревьев шум и шелест автострады,
И божую коровку на травинке,
И ближних всех?..

Пускай они и гады.

21.VIII.21