Реархивация

Птица, птица...
Ну как так можно... очень красиво, тончайше, нежнейше...
И - ошибки. С тем же суффиксом. Грубейшие.

Суровее, глянцевитым, ослепиться...
Между тех...
Договоренный срок...

Разбуди меня в момент после тишины. Когда мрак перешагнет границы света и от бессилия выдохнется над горизонтом. Когда пустыня Сахары станет самым востребованным товаром на рынке в виде огромных песочных часов, а ближайшая барахолка будет избрана излюбленным местом встречи любовников.

Разбуди меня в момент после дождя. Когда только что остывший асфальт будет пахнуть живее, чем сахарная вода в разноцветных стеклянных бутылочках за неоновыми решетками. И крики безнадзорных детей на берегу моря невольно прикажут вспорхнуть стае белоснежных чаек.

Разбуди меня в момент после заката. Когда облака будут размашисто раскрашены леденящe алым как кровь румянцем. Когда слово ВРЕМЯ будет сознательно вычеркнуто из всех толковых словарей мира.

Разбуди меня в момент после одиночества. Когда спорт золотоискателей запретят законом, а запертые в клетках медведи наконец-то станут питаться жизнью, а не подачками от прохожих. Когда ценность солнечного света на черном рынке достигнет абсолютного рекорда цен, а жизни простоватых Золушек обретут свои настоящие краски после полночи.


Только - пожалуйста - разбуди меня...

Мне хочется, чтобы Ты была бы так близко как прикосновение острой бритвы к вечеру отросшей стерни бороды.

Мне хочется, чтобы Ты была бы так тихо как серенады тающих айсбергов для заблудившихся ледоколов.

Мне хочется, чтобы Ты была бы так легко как пушинки одуванчиков, танцующие на холостых шестеренках механизма времени.

Мне хочется, чтобы Ты была бы так грустно как визг радости найденного щенка, прирученного жестокостью.



Но это все - завтра.

Пока сегодня...

... сегодня мне хочется, чтобы Ты просто была...

Белый, натянутый льняной холст. Он пахнет как свежая, скошенная трава, сложенная на стожарах. Как чайные лепестки жасмина, залитые кипятком.

В спешке откупоренные банки с краской. Литрами и полулитрами, тонами и полутонами. Они ложатся на губы как легко как тающие марципановые конфеты на солнце.

Кисточки, мочёные в морской воде. Их щетины мягки как рулоны шелка, конфискованные у грабителей, и полны соленых кристаллов, сверкающих на солнце.

Усердный художник, прильнувший к краю обрыва. Он движется так медленно, как будто время потеряло для него ценность. Он рисует одну минуту, предназначенную для так редко посещаемого мирового аукциона благотворительности.

Из проломанных небес медленно выпадают снежные чешуйки. И горьковатый запах кофе для еще одного рассказа без счастливого конца.

Мокрые глаза что-то высматривают в сигаретном дыме. На проводах высокого напряжения беспорядочно развешаны альбомы с цветными картинками.

_________________________

Равнодушный, охладелый, падающий в обрыв художник. Он движется так быстро как слезы весенних сосулек, капающие в такт времени, пересчитывая и снова пересчитывая то, что у нас еще осталось... Года, месяцы, недели...

Но до минут они так и не доходят. И рушатся на полпути.

Спасибо, птаха... Не так отточенно, как ты можешь, чуть более вязко, чем хотелось бы... Но, спасибо.

Дьявол...
У меня пропали слова...

Как и всегда, Буревестник лучше всех...

Вокруг пахнет сном. Ты знаешь, как это? Иногда кажется, что ты знаешь слишком много. Как в тот день, когда шли вместе, не считая шаги. Ты говорила, что понимаешь меня. Ты говорила, чтобы я не волновался. Я не волнуюсь. Волнуется только пламя, которое, пугливо протягивая руки, убегает от свечки. Всё остальное спокойно.

Я сейчас сижу в кровати, накрывшись старым бабушкиным пледом; он темно синий с разноцветными кругами разных диаметров. Ты тоже рисовала круги на моем лице, помнишь? Подушечками пальцев прикасалась к коже, и мне казалось, что в них обитает бесконечность. Ты рисовала круги в моей душе - маленькие и лучезарные. Я закрывал глаза, чтобы не беспокоить этот момент, чтобы ничего не мешало тебе, чтобы ты поняла... Ты знаешь, как это, когда дотрагиваются так близко? Иногда кажется, что так много ты не знаешь. Твой палец отошел в сторону, и ты начала говорить о кризисе в стране. Дыхание перебилось и круг замкнулся. Я сижу на ватном круге одеяла, в синем с белой каемкой, и слушаю, как тает время. Оно тепло наносит пастельные тени на простыни и незаметно сливается с комнатой; скоро я не смогу их отличить.

Иногда время - мой друг. Оно позволяет мне отдохнуть и наблюдать, как момент играется с моими пальцами, как он ласкает кожу и ныряет в волосы, а потом сворачивается в маленький кружок и рассеивается, оставляя за собой сладкий вкус на языке.

Ты сидишь на другом круге. Он белый как манна, которую я ел в детстве. Потом я шел спать, аккуратно накрыв себя темно-синим одеялом, и мне казалось, что на меня навалилась вселенная синева, в которой пульсируют бесконечно много белых, синих и красный звезд. Считая их, проходила вся ночь, тогда в один момент я открывал глаза и с сожалением понимал, что моя вселенная снова скукожилась в одеяло... Остается только в одну секунду открыть глаза - и круг замыкается. Я выпускаю из себя дым и смеюсь. Если ты бы меня поняла, ты бы не говорила. Слова тут лишние, они все портят, наделяя романтику прагматизмом и жалкой избитостью. Мне было так страшно, очень страшно!! Я хотел бежать за тобой, схватить тебя за руку и пропасть во времени, кануть в пространстве! Но ты сидела и болтал о кризисе в нашей стране и не видела нашего, и я курил, и не слушал, и нервно смеялся, порой вставляя некоторые из тех затасканных фраз, чтобы наш разговор не иссякал... Круг замкнулся, момент захлебнулся и утонул, мы остались каждый на своей стороне линии, которая, в свою очередь, переплетаясь с табачным дымом и отдельными словами, утекала в бесконечность...

Ты знаешь, как пахнет сон? Он пахнет забытьем и видениями, хрупкими как крылья бабочки и глубокими как космос. Время затопило нашу комнату и придало контуры всем сомнениям. Тени остры как клинки убийц, а момент горьким привкусом тает на языке. Как ты думаешь, мы можем оставаться в равновесии, оставляя черные и белые точки в душе? Не позволять, чтобы время очертило нас контурой красивого пузыря блаженства, а самим рисовать круги на небе, во вселенной нашего темно-синего одеяла. Затягиваю в себя воздух, тушу свечку, освобождая наше пламя от волнения, поворачиваюсь и закутываюсь в одеяло, в свою вселенную. Мы уже давно как спим под своим одеялом...

Что говорить, Птица? Ты, как всегда, как твои слова, тонок, звезден, призрачен, тепл... раним и непересказываем...

пугливо протягивая руки,

Нелогичность фразы намеренна? Тогда респект.

чтобы не беспокоить этот момент,

Ритмически вернее здесь- *не тревожить*.

Иногда кажется, что так много ты не знаешь.

что ты не знаешь так многого... или много, но все равно- в конце, ударением. Либо многого, многое - на месте много. Иначе это *много* в середине фразы проглатывается, обрывается. Видишь?

Он белый как манна,

Манна- роса, выпадающая в пустыне, растение в Аравии, святая пища. Каша- только манка, это не уменьшительно-ласкательное, манная каша, или манка.

пульсируют бесконечно много белых, синих и красный звезд.

пульсируют-много-звезд. Пульсирует много звезд- лучше, но не идеал. Пульсирует множество звезд, я думаю.

Считая их, проходила вся ночь, тогда в один момент я открывал глаза

их действительно считала сама ночь? Или ты?

Дальше пока времени нет, извини...

Все до омерзительности реально. С утра меня вырвало эмоциями, они протухли и напоминали заплесневелый йогурт, который свернулся в комочки. Соседи заколотили по стенке и кричали, что выкинут меня из квартиры, если я буду продолжать вонять на весь дом. Вот же... Я вытащил из-под кровати картонную коробку, бутылку водки и решил, что уйду отсюда. Красивые мечты предназначены для красивых людей. Перед уходом разбил всю посуду и перевернул холодильник. Нашел кусок хлеба и баранку - приятно. Крысам тоже хочется что-то погрызть. Пусть тогда питаются помоями моей души, так же, как это делают соседи, прижав стакан к стенке. А водка была хорошая, вот зараза. Настолько хороша, что я почти передумал уходить из этой паршивой многоэтажки. А пофиг, останусь тут. Зашел на кухню и наступил на свою блевотину. На кухне крысы пожирали мою душу и сердито рычали, если я подходил ближе. Все как в природе - люди жрут тела других, а крысы доедают остатки...

Звонок в дверь - две девицы, вино и фимиам, оккультизм, разговоры о смысле жизни и других глупостях. Крысы притихли и слушали, соседи за стеной обеспокоенно прижимались к стакану. Полный шприц счастья, жидкость медленно смешивается с кровью и струится через пальцы, через волосы, через время и губы девушек. Они были приятны на вкус и пахли дешевыми женщинами.

- Смотри! - я осипшим голосом приказываю одной из них.

Представление может начинаться! Смысл жизни лежал на полу с привязанными к батарее руками и скулил все имена святых. Я был святой, кровь была святая, крысы были святыми, плоть была святая, завершенная. Дыхания смешались, и уже ничего нельзя было отличить. Ощущения тонули где-то глубоко в наших головах и животах, взрываясь как дешевые хлопушки. Соседи кончили вместе с нами, пульсируя от блаженства.

- Чтобы от тебя больше ни слова, когда я приду. - Я отвязываю его руки от радиатора, выливаю последний бокал вина в рот и ухожу в другую комнату.

Потом снова приседал на колени, меня рвало. Я ругался и блевал. Крысы нетерпеливо бегали вокруг меня в ожиданиях, когда же я им отдам свою душу. Нафиг! Не дам! Не дам, кому сказал!! Уйдите от меня, жалкие животные, идите и совокупляйтесь, это мы любим больше всего! Я ненавижу крыс. Ненавижу, когда они подкарауливают меня за углом, дожидаясь моего падения, чтобы потом предаться гастрономическим утехам. Может, когда-нибудь я найду человекоподобную крысу. Ведь должен же быть кто-то, должен... Только бы встать и не рухнуть.

В соседних квартирах сидели одинокие женщины с одинокими мечтами. Они спали со своими мужьями, потому что были обязаны. Они мечтали о несбыточных желаниях, потому что были обязаны, но одинокими ночам они истошно плакали. Разъяренные кулаки со свистом бичевали обеденный стол. Губа набухала, кровь медленно капала на пол. Перепуганные дети ревели и дергали отца за одежду.

О, как я обожаю прогулки по грязным улицам. Там можно встретить столько продавцов счастья! Главное уметь платить. Крысы прожорливо шныряли в мусорных баках, перегрызая кости скелетам из шкафов. Я открыл рот и позволил миру хлынуть в меня. Поднебесная переплеталась с моими венами и танцевала на печени, топтала легкие и гудела в ушах. Я умел платить, меня узнавали. Представление может продолжаться. Я не был мир, я был Космос. Крысы отступали, грозно размахивая хвостами. Сегодня я не отдам свою душу, сегодня я отдам свое тело! Смотрите, как это до омерзительности реально! Приложите стакан к стене!

Зло, ОЧЕНЬ зло...
Вы не устали слушать мои хвалы...?
Если нет, тогда я ещё раз скажу, что мне понравилось...
Это прекрасно...
И без ошибок...

В этот раз больше, чем обычно! (c) Stronghold